Тридцать три урода

Кроличья Голова(показывается над пробоиной стены и боязливо оглядывается). Нет никого. И слава Богу. А я и не думала падать. От собаки под нависшим камнем втиснулась. У нее четыре лапы — не уместятся. (После долгого молчания). Бедные, неразумные юноши, не говорила ли я, что жадность губит. Вот вы теперь оба спите вечным сном на дне моря. (После долгого молчания.) Плохо мне было, когда вы меня оба, ревнуя, любили; но хуже теперь, когда уже некому любить. (После долгого молчания.) Я буду горько плакать по вас, милые, безрассудные юноши; но вот увидела я на траве кожухи плодовые. Утолив свой голод, помяну вас жалобами и рыданьями. (Перебирается через стену на башню. Первые лучи солнца освещают ее.)

Действие третье

^{Болотистая кочковатая прогалина в чахлом лесу. Круглое черное озерцо-амут{187}. Свод пещеры. В ее чернеющей глубине едва мерцает синий огонек на очаге и золотое стойло поблескивает. Небо застлано ровною, паутинною пеленой облаков. Сеет непрерывный дождь. Слышны журчания струек Серебряная, острая трель жаб и время от времени грудное кваканье лягушек На ложе из осоки, в ивовых венках, сидят, грустно и томно обнявшись, Оберон и Титания. Вокруг них разнообразными группами эльфы и феи плачут, утирая глаза зелеными полотенцами.}

Оберон. Смертельная тоска легла на грудь.

Титания.

В моей груди нет слез и нет рыданий.
Печалью мертвой сжала сердце боль.

Оберон.

Я сам освободил его, дабы
Свободным принял он свое решенье
И возвестил, вернувшись: да иль нет.
Но долго длится ночь: он иль бежал,
Иль злую встретил смерть — и не придет.
И Пок его по дебрям не найдет.

Титания. Не смеет Пок вернуться без осла.

Оберон.

Титания, мой слух не оскорбляй
Названием, Лигея недостойным!

Титания. Осел! Осел! Осел! Осел! Осел!

Пок.

Осел! Осел! Цари, где ваш Лигей?
Всемилостивейший мой Государь,
Искал в тонучей тине и в чащобах
Валежных, под колодами гнилыми,
В овсах протлевших (ведь унынье ваше
Дождем страну залило, злак сгноив),
Добрался и до сел, где залетал
Я в каждый двор обшарить клеть и хлев,
И, рыща, песьим нюхом отмечал
Ослиц блудливых стойла особливо.

Оберон.

Ты дерзкий раб! На шею жернов, жернов,
И крылья, ноги, руки оборвав,
Сквозь пра́зелень гнилую в омут сразу
Я тело тощее, и с головой
Ленивой — в омут, в омут, что без дна!
(Трясет Пока.)

^{Проносится вихрь и обнажает на мгновение остро светящий месяц.}

Титания.

Не бей его и не грозись, о милый,
В болоте черном Пока затопить.
Извелся бы тогда весь смех вселенной
И стала бы печальною любовь.

Оберон.