Тридцать второй калибр

— Мисс Миллер, почему вы так уверены, что Залнич никак не замешан в это дело?

— Потому что знаю — он не мог сделать ничего подобного.

Я улыбнулся.

— У мистера Залнича репутация человека, который невысоко ценит жизнь. То есть, жизнь других людей, особенно тех, кто стоит у него на пути. Он ненавидел моего зятя. И если он не убил его, то это не потому, что он не хотел. Вы сами слышали, что он говорил.

Девушка с минуту смотрела на меня невидящим взглядом.

— Мистер Томпсон, мистер Залнич одержим прекрасной идеей. Ваши люди называют его «большевиком» и «анархистом», потому что он пытается изменить мироустройство. Следуя своей теории, он бы искоренил целую нацию, мешай она его идеям, и он не считал бы, что в этом есть что-то неправильное. Фактически, он бы решил, что это единственный путь. Потому-то он и не ценит жизнь. Но если вы думаете, что он снизошел до уничтожения конкретного человека из-за личной неприязни, то вы ошибаетесь. Это не его масштаб.

— Залнич послал вас сказать мне все это?

Девушка вспыхнула.

— Мистер Томпсон, вам и, правда, почти невозможно помочь. За то, что я говорю с вами, он меня уволить может. Вы просили о помощи, но когда я попыталась оказать ее, вы заставили меня пожалеть.

Она развернулась и собралась, было, уходить, но я остановил ее.

— Мисс Миллер, пожалуйста, извините и не считайте меня неблагодарным. Мистер Фельдерсон был мне очень дорог, больше, чем любой другой человек, и я настроен на то, чтобы найти его убийцу, даже если на это мне придется потратить всю оставшуюся жизнь. Знаю, я делал поспешные выводы. После смерти мистера Фельдерсона я сделал много такого, что мне не свойственно и непонятно — просто я чувствовал бы себя предателем, если бы не стремился исследовать каждый возможный ключ. У зятя было только три врага, и одним из них был Залнич — он угрожал ему. Разве не естественно то, что я заподозрил его?

Она сочувствующе посмотрела на меня.

— Знаю, что смерть мистера Фельдерсона ошеломила вас, и я хочу вам помочь. Вы говорите, что у него было три врага, значит, вам нужно присмотреться к двум оставшимся, так как мистер Залнич точно не имел отношения к убийству.

Поблагодарив девушку, я спустился по расшатанной лестнице, уверившись, что она была честна со мной. Но если не Залнич, то кто? Я знал, что как только Хелен оправится, ей будет предъявлено обвинение в убийстве, если я до того времени не успею найти убийцу.

Ночью Хелен пришла в сознание, но была слишком слаба, и ее нельзя было расспросить. Из-за этой задержи я был в нетерпении, и загнал себя в дурацкое положение, попытавшись разговорить Залнича.

Поняв, что в сложившейся ситуации самое разумное — ждать, когда Хелен сможет рассказать нам о событиях той ночи, я пошел в офис и принялся за тяжелый труд — приведение в порядок бумаг Джима.

Глава XI. Двойное обвинение

Джима похоронили во вторник. Похороны прошли очень тихо — на них присутствовали только я, Мэри и несколько самых близких друзей Джима. Я всегда испытывал отвращение к пышным похоронам и чувствовал, что Джим так же предпочел бы быструю и тихую церемонию. Но на меня она очень повлияла: я не мог думать ни о чем ином, кроме утраты, и на следующий день уехал бы из города, если бы не получил повестку от большого жюри.

Мэри сообщила мне, что ее тоже вызвали, так что я заехал за ней. Она очень нервничала и была испугано от мысли о даче показаний. Мэри засыпала меня вопросами о том, что у нее могут спросить и как ей следует отвечать. Я успокоил ее, сказав, что окружной прокурор был дружен с Джимом, и что, я уверен, — наши показания о словах Хелен смогут отсрочить обвинительное заключение до тех пор, пока Хелен не оправится до той степени, что сможет сама дать показания.

— Но, Уоррен, ведь она бредит, а это не ахти, какое свидетельство, не так ли?

— Да, это так. Но я не думаю, что они вынесут обвинение, пока Хелен больна. Понимаешь, обвинение сейчас все равно нельзя вынести, и, я думаю, что наши показания убедят всех в том, что есть сомнение в вине Хелен.

Кажется, она успокоилась, по крайней мере, до тех пор, пока не увидела здание суда, и страх не охватил ее с новой силой.

— Ох, Баппс, не могу ли я избежать допроса?

— Нет, через это нужно пройти. Помни, все зависит от тебя и от меня.

— Но что, если они спросят меня, о чем говорили Джим и Хелен перед поездкой в загородный клуб?

— Говори как можно меньше, но говори правду. Мы знаем, что Хелен невиновна, так что правда никак ей не повредит.

В холле мы встретили инспектора Робинсона, его полуулыбка меня раздражала. Это его сообщение смутило большое жюри. Он хорошо знал, что «Сан» поддержит его, а предъявленное обвинение будет воспринято широкой публикой, как доказательство вины.

У входа в вестибюль мы обнаружили дворецкого Уикса, на котором просто лица не было.

— Я ничего не могу поделать, сэр. Они заставили меня прийти.

— Уикс, я понимаю. Не волнуйтесь! Это просто формальность, — утешил я его.

— Надеюсь, сэр, но не нравится мне это.

— Никому не нравится, но ничего не поделаешь, — ответил я. — Энни пришла с тобой?