Тридцать второй калибр

Увидев соглашающиеся кивки, я, стараясь быть покороче, рассказал им о своей уверенности в невиновности сестры, о ее крике, предупреждавшем мужа об опасности, и о появлении на дороге черного лимузина как раз в то же время, когда произошла трагедия. Также я рассказал о неприязни Залнича к Джиму, и о том, что он находился в том лимузине. Старшина присяжных подался вперед:

— Вы можете повторить слова вашей сестры?

— Она крикнула: «Джим, берегись!».

— Она тогда бредила, так?

— Да. Но по тону ее голоса я почувствовал, что она явно ссылается на события той ночи.

— Вы думаете, что она имела в виду черный лимузин, крикнув «Джим, берегись!»?

— Да.

— А как же вердикт коронера о том, что Джима убила пуля выпущенная сзади и сверху?

Я почувствовал, что иду по зыбкой почве.

— Пуля могла быть выпущена из другого автомобиля и срикошетить от какой-то части машины мистера Фельдерсона.

Лицо прокурора расплылось в улыбке.

— Мистер Томпсон, достаточно, — объявил Киркпатрик, и я вышел из душной комнаты в коридор. Вернувшийся Уикс стоял подле Мэри. Они смотрели на меня огромными от волнения глазами.

Увидев мое изнеможение, Мэри взяла меня за руку.

— Уоррен, что случилось? — спросила она.

— Пока ничего.

— Но они собираются?..

— Не знаю, не знаю.

На глазах Мэри выступили слезы.

— Ох, Уоррен, этот человек был ужасен!

— Какой человек? — спросил я.

— Тот, что задавал вопросы, — всхлипнула Мэри. — Не нашлось ничего, о чем он бы не расспросил меня.

— Он спрашивал о содержании разговора между Хелен и Джимом?

— Он спрашивал меня обо всем! Он так и сяк вертел все сказанное мной, как будто в нем было что-то ужасное.

Отчаявшись, я пошел к машине. Выезжая из поселка, я думал лишь о том, что свежий воздух может успокоить нервы Мэри. Дважды я пытался завести разговор о каких-нибудь мелочах, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей, но у меня не вышло. Снова и снова он возвращался к присяжным. Так что большая часть нашей поездки прошла в молчании. Когда мы, наконец, повернули обратно и вернулись к дому Мэри, из него вышел ее отец, сжимая в руках газету.

— Уоррен, это ужасно.

— Что это? — воскликнул я, всматриваясь в газету.

Это был специальный выпуск «Пресс» — нашей единственной приличной газеты. Броский заголовок гласил:

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЛИДЕР ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ!

Затем мелким шрифтом:

«Фрэнк Вудс, хорошо известный бизнесмен, освобожден под залог в 10 000 долларов».

Выходит, что заподозрены были и Хелен, и Фрэнк Вудс.

Глава XII. «Кто я?»

Я запрыгнул в автомобиль и как можно скорее поехал в офис Симпсона и Тодда — лучших адвокатов по уголовным делам, — чтобы привлечь их для защиты Хелен. Симпсон уже ушел домой, но Джордж Тодд еще оставался на месте, и я обсудил дело с ним.

— Вы сможете добиться отсрочки судебного разбирательства, не так ли? — спросил я.

— Конечно. Я прослежу за тем, чтобы она не получила повестку до тех пор, пока врач не заверит меня в том, что она вне опасности. Суд не состоится еще три-четыре месяца, если хотите, то даже шесть. Мы удостоверимся в этом. Но, тем не менее, когда вы сможете увидеться с миссис Фельдерсон?

— Я как раз направляюсь к ней. Вряд ли врач позволит допросить ее, но, может быть, нам удастся увидеться с ней. Пойдете со мной?

— Я бы очень этого хотел. Подождите, пока я не оденусь!

Мы поспешили в госпиталь. Там мы спросили, можем ли мы пройти в палату Хелен хотя бы на несколько минут. Только что пришедший Джонсон, интерн-очкарик, захлебывался от возмущения:

— Вы что думаете, что у миссис Фельдерсон всего лишь сломана лодыжка? Вы что, не понимаете, что она тяжело больна? Если вы попытаетесь ее допросить, то она возбудится, что может привести к опасному рецидиву. Вы, конечно, не можете ее видеть! Вы не сможете поговорить с ней еще две или три недели.

— Извините, — сказал я. — Я должен был понять. Конечно, глупо с моей стороны, но в последние дни я только и делаю глупости. Все это очень затронуло меня. Джонсон, вы ведь дадите мне знать, как только с ней можно будет увидеться?

— Дам вам знать, — пробормотал он. — Увидеть ее вы можете завтра, но я не позволю терзать ее вопросами до тех пор, пока она не оправится.

Неделя тянулась очень медленно. Каждый день я приходил в госпиталь и сидел у Хелен всего по пятнадцать-двадцать минут. Она была в полном сознании, и временами мне казалось, что она хочет задать мне какой-то вопрос. Помня о ясных инструкциях врача, я говорил совсем мало, никогда не задавая никаких вопросов, и только рассказывал о всяких несущественных происшествиях в городе. Кажется, они ее не интересовали: она апатично лежала в постели, лишь изредка приподнимая бровь. О смерти Джима ей сообщили в начале недели, но она не была шокирована — скорее, она была почти безразлична, что ясно показывало, как мало он для нее значил. Вудс не упоминался.