Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Страшный сон предательства Валленштейна оказался всего лишь страшным сном. Величие, ослепившее Европу и ужасавшее Вену, рассеялось как дым по мановению руки убийцы. Паутина интриг, простершаяся от Парижа до Вены, была сметена кознями трех эмигрантов-головорезов, сговорившихся за вечерней выпивкой. Почти до самого своего конца Валленштейн внушал страх; страх пропитывает письма Альдрингера, Галласа, Пикколомини в последние недели; страх чувствуется в упрямых, растерянных речах командиров, собравшихся на ту последнюю встречу в Пильзене (Пльзене); страх заставлял императора Фердинанда II день за днем молиться в уединении. Тааффе упрашивал Батлера бежать в одиночку, но не подвергать себя риску, сопровождая Валленштейна. Гордон скорее бы покинул Эгер (Хеб), пожертвовав и солдатами, и репутацией, лишь бы не идти наперекор воле полководца.

И в конце уже некого было бояться, кроме старого калеки, просящего о пощаде[75], а когда все закончилось, не осталось ничего, кроме мертвого тела, от которого избавился Вальтер (Уолтер) Девере. «Немного погодя его выволокли за ноги, голова его билась о каждую ступеньку, все было в крови, его бросили в карету и увезли в замок, где уже лежали остальные, раздетые, друг возле друга… И там его положили на почетное место в правом ряду, ибо не могли поступить иначе, ведь он был великий полководец».

5

Смерть Валленштейна сильнее повлияла на положение Габсбургов, чем Бурбонов. Хотя во Франкфурте-на-Майне в последние дни февраля у французов и шведов появились новые надежды, и ложные слухи о том, что Валленштейн захватил Чехию для Франции, всего на три дня опередили известие о его убийстве, его смерть, не считая разочарования, ничего им не принесла и ничего не отняла.

А вот династия Габсбургов заметно оживилась. Назначение и без того уже популярного короля Венгрии главнокомандующим и разумное распределение наград между верными подданными успокоило и взбодрило имперскую армию. Новый военачальник Матвей Галлае был некомпетентен и привык потакать своим прихотям, но обладал нужными в момент кризиса качествами: радушием, дружелюбием и невозмутимостью; ему нравилась популярность, и он стремился ее завоевать. Пикколомини, который был младше его и находился у него в подчинении, на самом деле играл более важную роль, поскольку верно оценивал текущую обстановку, обладал организаторскими способностями и тактом, необходимыми для преодоления трудного периода. Едва ли в то время можно было найти более удачную комбинацию, чем эта пара, настолько их методы контрастировали с действиями Валленштейна и его солдафонов.

В апреле главнокомандующим официально провозгласили короля Венгрии. По общему мнению, этот двадцатишестилетний молодой человек, не имеющий никакого военного опыта, должен был стать всего лишь номинальной фигурой, но он оказался фигурой значительной, ибо его назначение стало знаком того, что Габсбургам удалось осуществить свои планы по подготовке совместного, чисто династического нападения на врагов. Кроме того, оно стало новым шагом имперской политики к централизации. После заминки в Регенсбурге в 1630 году и неостановимого продвижения шведов старая стратегия Фердинанда II провалилась. Однако удача не оставила его; в 1630 году его старания заменить Валленштейна своим сыном ни к чему не привели, но в 1634 году он этого добился. Падение Регенсбурга и сдача Баварии толкали Максимилиана к тому, чтобы согласиться на любого командующего, лишь бы не Валленштейна, и он с радостью приветствовал то самое назначение, которому противился четырьмя годами раньше.

Не считая устранения непосредственной угрозы, которую представлял Валленштейн, отношения между императором и конституционными князьями не изменились, и назначение венгерского короля в 1634 году ничуть не меньше противоречило их интересам, чем в 1630-м. Когда Максимилиан в отчаянии писал своему агенту в Вене, веля ему договариваться хоть с самими испанцами, только бы избавиться от Валленштейна, он, возможно, сделал единственный шаг, который мог спасти Баварию от гибели, но этим он шел вразрез со своей собственной политикой. Он не сумел совладать с обстоятельствами, а не с Фердинандом, и на этот раз не здравый смысл, а везение императора позволили выжать из предательства Валленштейна те выгоды для династии, которых он так упорно добивался.