Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

До сих пор война между королем и императором так и не была объявлена, и Тилли отреагировал на эти события тем, что запросил у Кристиана IV разъяснений относительно его намерений. В ответ он получил примирительное письмо, объясняющее, что, как президент Нижнесаксонского округа, Кристиан IV счел необходимым принять меры для его обороны. Всю осень и зиму Фердинанд и сословное собрание округа обменивались изысканно вежливыми посланиями, в которых император пытался переманить их всем скопом и поодиночке на свою сторону. Цепляясь за остатки нейтралитета, они жалким образом колебались: сначала склонились к обманчиво привлекательному предложению Фердинанда гарантировать северогерманским епископствам религиозные свободы, а потом отменили сделку, когда он попытался сделать исключение для Магдебурга. Они быстро скатывались в то положение меж двух огней, в котором со временем оказались все нейтральные государства Германии, – в состояние войны с обеими сторонами.

Между тем на самой войне ничего существенного не происходило. Кристиан IV, продвигаясь по Везеру, задержался в Хамельне из-за непредвиденного случая. Однажды вечером Кристиан IV объезжал войска, его сбросила лошадь, и он пролетел 25 метров с крепостного вала и только чудом не погиб. Слухи о его смерти придали Тилли смелости выступить вперед, но уточненные сведения и недостаток провианта заставили его повернуть назад. Даже подход Валленштейна с без малого 30-тысячной армией только усугубил, а не облегчил трудности Тилли, поскольку теперь приходилось кормить две армии на землях, уже дочиста обобранных одной.

Холодная весна перешла в непогожее лето; в июне выпал снег, и вымокшие посевы гнили на полях. По Европе прокатилась чума, остановив политическую и экономическую жизнь; в Австрии и Штирии, в Мекленбурге и Пруссии, в Вюрцбурге и на обоих берегах Рейна, от Вюртемберга до Ахена, она свирепствовала все лето; в одной Праге умерло 16 тысяч человек. В октябре из 18 тысяч солдат у Тилли слегло 8 тысяч, а остальные ходили в обносках, и никто не имел хороших или хотя бы приличных условий для зимнего постоя.

Валленштейну повезло больше. Император казался страшнее, чем Католическая лига, и Тилли с изумлением увидел, что города, не пустившие к себе его войска, открыли ворота перед Валленштейном. Имперский полководец, как будто имея на то право, занял лучшие квартиры, расположившись в Магдебургском и Хальберштадтском епископствах, в то время как Тилли с армией, готовой взбунтоваться и дезертировать, пришлось из последних сил устраиваться в мелкой и не такой богатой епархии Хильдесхайм. Законные поиски пропитания выродились в драки за награбленное добро и женщин, в которых извращенная человеческая жестокость, избавленная от социального контроля мирной жизни, находила чудовищное выражение. Напрасно города и деревни просили гарантировать им защиту, ссылаясь на свою верность; полководец давал обещания, но не мог их исполнить.

Предаваясь остервенелому разрушению, солдаты поджигали деревни и убивали весь скот, который не могли угнать. В жажде наживы они раскапывали могилы в поисках спрятанных сокровищ, прочесывали леса, где прятались бездомные крестьяне, и убивали на месте всех, кого находили, забирая себе их узлы со сбережениями и домашним скарбом. Они крушили церкви, а когда один пастор похрабрее других не пустил их в двери, они отрубили ему руки и ноги и оставили истекать кровью на алтаре изуродованной жертвой его протестантскому Богу. Не щадили они и единоверцев: в аббатстве Амелунгсборн в клочки разорвали ризы и расколотили орган, унесли чаши для причастия и разграбили даже могилы монахинь.

В целом у Валленштейна солдаты буйствовали меньше, чем у Тилли. У него было гораздо лучше организованы постой и снабжение, и хотя его поборы легли куда более тяжелым бременем на самых видных горожан в занятых им городах, он заботился о том, чтобы его люди были довольны, тем самым уменьшая вероятность необузданных грабежей. Из непомерных взысканий, которые он налагал на оккупированную область, он пунктуально выплачивал жалованье войскам и накопил резервные средства на замену и усовершенствование артиллерии. На случай чрезвычайной ситуации у него в собственных амбарах в Чехии было достаточно зерна для того, чтобы прокормить армию в отсутствие всех остальных средств к существованию.

Все безотрадное лето и осень 1625 года датский король старался скрепить кольцо своих союзов. В декабре он подписал договор с Англией и Соединенными провинциями, рассчитывая, что два этих богатых государства вдосталь снабдят его армии деньгами. Призрачные надежды, ибо деньги принадлежали частным лицам, а не правительствам; голландские сословия выделили ему меньше, чем он ожидал, английский парламент – и вовсе ни гроша. Они уже давали деньги Мансфельду в 1624 году и Христиану Брауншвейгскому в 1625-м и теперь полагали, что достаточно будет послать на помощь королю Дании небольшой контингент насильно забритых солдат под командой полковника Моргана.