Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Христиан Брауншвейгский мертв. Кристиан IV Датский разбит под Луттером. От армии Мансфельда в Силезии никакой пользы, ибо полководец поссорился с заместителем, из-за чего их совместные действия стали невозможны. Габор Бетлен, внезапно постарев и устав, вступил в мирные переговоры с императором. Брошенный союзниками, разругавшись с соратниками, Мансфельд оставил квартиры в Силезии с горсткой сторонников и холодной осенью 1626 года направился на юго-запад к далматскому побережью. Куда он стремился в этом последнем походе, каковы были его планы, никто не знал. Одни говорили, что он пошел за помощью к венецианцам, другие – что к туркам. Да, разрозненные турецкие войска присоединялись к его армии, хотя и с одной только целью – пограбить. Его последние дни окружены тайнами и легендами, но где-то на пути к далматскому побережью, среди гор у Сараево, он испустил дух, оставив соратников на голодную смерть или плен. Ходили ложные слухи, что его отравили турки, и другие, возможно более правдивые, о том, что с последним усилием тела и души он подозвал к себе двух товарищей и, тяжело оперевшись на плечи обоих, с трудом поднялся на ноги, чтобы умереть стоя, как подобает воину и дворянину, – непокорный и бесплодный жест, который положил конец его столь же непокорной и бесплодной жизни (1580–1626)[49].

3

В 1625–1626 годах мир стал свидетелем взлета и падения европейского движения против династии Габсбургов. В то же время произошел взлет и падение значительно более важного и трагического движения на их наследственных землях. Крестьяне Верхней Австрии, на которых легла тяжесть уплаты императорских долгов, пять лет находились под пятой Максимилиана Баварского, самого взыскательного хозяина. Под его руководством обеспечивалось строгое соблюдение масштабных религиозных эдиктов императора. Всех протестантских священников и учителей изгнали под страхом кары вплоть до смертной казни, запрещалось учить детей и посещать протестантские церкви за пределами Баварии. В государственные чиновники брали только католиков; посещение церкви и пост стали обязательными, все торговые лавки и рынки закрывались на время богослужений, все имущество, когда-либо отнятое у церкви, надлежало вернуть, а все протестантские книги – выбросить. Даже исконному дворянству, которое требовало к себе особого отношения и якобы получило его, дали одну лишь пустую привилегию называться протестантами без права исповедовать свою веру или наставлять в ней детей.

Моральная и экономическая подавленность крестьянства вследствие войны усугублялась глубокими сдвигами в административном управлении и исчезновением того мягкого влияния, которое оказывали на тоскливую, полную тяжелого труда жизнь народа местные пасторы и учителя. Католическая церковь не могла достаточно быстро заменить пасторов, а там, где это происходило, подозрительность и предубежденность местного населения к вере, слишком тесно связанной с политическим угнетением, не позволяли новоприбывшему по-настоящему занять место своего предшественника. Кроме того, систематическое ослабление протестантской знати устранило класс, служивший буфером между народом и правительством, и оставило крестьян без защиты.

Герберсдорф, наместник Максимилиана в Верхней Австрии, не был ни настолько беспощаден, чтобы подавить всякую оппозицию, ни настолько либерален, чтобы ее разоружить; иноземец в глазах австрийского крестьянина и орудие постылого режима, он вызывал к себе бешеную ненависть. Весной 1625 года он усмирил неудавшееся восстание, а в следующем октябре издал еще более жесткий указ против протестантов. Всю зиму крестьяне безропотно терпели, но весной 1626 года их долготерпение кончилось. 17 мая в Хайбахе произошла потасовка между имперскими солдатами, посланными для принуждения к соблюдению указа, и местными жителями. Герберсдорф даже не успел сообразить, что происходит, как 16 тысяч крестьян уже хлынули через всю провинцию к Линцу, ее столице и резиденции правительства. Они несли черные знамена с изображениями черепа и словами «Так тому и быть», потому что, как они мрачно сознавали, их бунт, скорее всего, окончится смертью для его вождей, независимо от исхода борьбы.

За жизнь и веру в бой идем,
Всевышний, дай нам сил! —

скандировали они с почти мистическим воодушевлением, а манифесты, которые они раздавали по всей округе, начинались словами «В нашем христианском лагере».

Восстание возглавил мелкий фермер по имени Стефан Фадингер, и под его предводительством крестьяне нападали на ближайшие гарнизоны и укрепленные артиллерийские батареи, пока не захватили 30 пушек, и требовали по одному взрослому мужчине от каждого дома во всех деревнях, по которым шли, пока их число не достигло 70 тысяч. Разгромленный при Вельсе, наместник отступал до самого Линца, где 24 июня крестьяне заперли его; к счастью для Герберсдорфа, он мог положиться на свой гарнизон, ведь Стефан Фадингер своим манифестом потребовал от него немедленно сдаться под страхом полного разрушения города.