Она тушуется, снова отводит глаза, а когда поднимает на меня — в них столько всего, что даже и разобраться вот так сходу невозможно.
— Что мы всё разрушили. Спрашивал, что можно с этим сделать.
Иногда правду слышать неприятно, хотя, вроде бы, как раз её ты и добивался. И сразу же вокруг меня — броня, как будто могу услышать то, от чего дерьмово будет.
— А ты что? — уточняю с кривой усмешкой.
И Персидская снова делает то, что сносит всю мою броню к херам. Просто подходит близко, обнимает крепко, вцепляясь в одежду и прижимается ко мне.
— А мне ты нужен. И Настя. И больше никто.
Я тоже обнимаю её в ответ, и Катя выдыхает рвано, судорожно, будто боялась чего-то всё это время, а страхи не подтвердились.
— Мне нужно, чтобы между нами было доверие. Абсолютное. Понимаешь?
— Понимаю. И такого больше не повторится.
— Хорошо. Я тебе верю.
И себе тоже верю. В то, что мне нужна только эта женщина, и в то, что никогда не буду ей лгать даже в мелочах. И кажется, что это та точка, к которой пришли, и с которой всё начнёт идти только так, как нужно нам обоим. Ну и мелкой, конечно.
Только в тот момент ещё не знаю, что жестоко ошибаюсь.
***
Второе заседание проходит в относительно спокойном ключе. Причиной тому — отсутствие в зале суда Персидского. Перед тем как приехать сюда, много раз прокручивала в голове, что почувствую и как стану себя вести, когда снова встречусь с Вадимом. Кроме отвращения, которое теперь порождал внутри меня бывший муж, не испытывала по отношению к нему ничего. И ощущала совершенно полярные желания — от того, чтобы устроить ему «весёлую» жизнь, до потребности отказаться ото всего. Это было трусливое и недостойное чувство, но оно появлялось внутри, и я ничего не могла с ним поделать.
Всё встало на места, когда увидела надменное лицо Майи. Эта женщина не только увела у меня мужа, чему, по правде говоря, теперь я была только рада, но и выжила меня из моей квартиры, при этом на заседании вела себя так, словно бы именно я являлась тем звеном, от которого всем нужно было избавиться, чтобы наконец жить спокойно. И даже судья входила в это самое число. Майя так и заявила, не прямо конечно, но более чем понятно, что если бы я сразу пошла на все условия Персидского, им бы не пришлось терять время — ни своё, ни судьи.
— Она меня просто вывела из себя, — цежу я, когда мы с Евгением и Тамарой выходим на улицу.
— О, да, детка. И не тебя одну, — кивает сестра.
— На это и расчёт, — пожимает плечами Евгений. — Устроить небольшой спектакль, в котором вы невольно станете играть главную роль. И настроить судью против.
— Зачем? Они же всё равно не получат больше чем полагается.
— Зато могут получить это гораздо быстрее.
Это тоже злит, и когда Евгений отправляется домой, предварительно договорившись с нами о встрече перед следующим заседанием, я поворачиваюсь к Томе.
— Я решилась. Если ты до сих пор за идею заселить ко мне в комнату тех, кто превратит жизнь Вадима и Майи в ад, то у тебя полностью развязаны руки.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Я усаживаюсь в машину со стороны пассажира, Тома — за руль, смотрит прямо перед собой, как будто подбирает слова и не знает, стоит ли говорить то, что у неё на уме.
— Это же твоя квартира, Кать. Я бы сдохла, если бы была вынуждена такое провернуть.
— Она уже не моя. Когда Майю там увидела, как отрезало. Я бы вообще отказалась от неё, но…
— Об этом не может быть и речи. С какого, прости, рожна ты должна это делать?
— Вот и я так думаю. — Тяжело вздыхаю, смотрю невидящим взглядом на дорогу перед собой, когда выезжаем на проспект. Тома права — я бы и сама «сдохла» от того, что мне предстоит, но это было в другой жизни. Где у меня болело сердце от того, что сделал со мной и нашим домом муж. А сейчас всё иначе.
— Так ты поможешь? — уточняю, крепче вцепляясь в сумочку, лежащую на коленях. И Тома мгновенно откликается:
— О! В этом можешь даже не сомневаться…
Ещё одно испытание ждёт меня ранним вечером того же дня, едва мы с Настей успеваем проводить Илью по делам. Малышка заявляет, что собирается готовить вместе со мной лазанью на ужин, и мы принимаемся за неё, но не проходит и двадцати минут, как раздаётся звонок в дверь.
Первое желание не открывать непрошеным гостям исчезает, когда вижу по ту сторону тёщу Ильи. Я не раз прокручивала в голове мысли о том, что может она чувствовать в этой ситуации, и пришла к выводу, что я на её месте ощущала бы… страх и непонимание. Страх того, что у меня больше не будет в жизни той связи с дочерью, которая сосредоточилась в крохотном человеке, которого она успела произвести на свет. И наверное, в моих силах было сделать так, чтобы Мария Дмитриевна не чувствовала себя так, будто у неё пытаются отнять внучку.
— Добрый вечер, — здороваюсь, когда всё же открываю дверь. Рядом со мной тут же появляется перепачканная в муке Настя. — А Ильи нет. Он уехал вот недавно.
— Здравствуйте, — откликается женщина за порогом и переминается с ноги на ногу, словно не решается сделать следующий шаг. — А я к вам.
— Тогда проходите.