Тригон. Изгнанная (СИ)

Но стоит только им приблизиться к дереву, она еле сдерживает рвущийся наружу стон отчаяния, с опозданием понимая, что это не все испытания за утро. Взобраться наверх не так легко, как кажется на первый взгляд, а тем более с травмированной спиной. Никакой лестницы или ступеней поблизости не видно, лишь шероховатый ствол с наростами, да обломанными у основания толстыми ветками.

Первой вызывается Рука. Хотя с одной конечностью ей гораздо труднее, серьёзных проблем с подъёмом у неё не возникает и вскоре Тилия видит, как изгнанник с лёгкостью втаскивает её наверх. Теперь её очередь. Тилия замирает в нерешительности. Она никогда в жизни не лазила по деревьям! В её жизни были только бетонные лестницы, и шаткие переходы-мостики Теплиц, но здесь совсем другое дело.

Бросив мешок на траву, и стараясь не думать, что будет, если она свалиться вниз, Тилия начинает подъём. Ища опору ногами и превозмогая дрожь в руках и пульсирующую боль в пояснице, с трудом, она всё же преодолевает подъём, а вот забраться без посторонней помощи на бревенчатый настил у неё никак не выходит. Никогда её рост не был для неё такой проблемой! Делая очередную, безуспешную попытку ухватиться за растущую неподалёку ветку, она намеренно игнорирует протянутую мужскую ладонь.

— Чёрт бы тебя побрал, Бледная! — доносится над головой раздражённый возглас гоминидки, и она, тут же заняв место приятеля на краю настила, протягивает ей единственную конечность. С трудом ей всё же удаётся втянуть наверх Тилию, после чего какое-то время она просто лежит, прикрыв глаза и пытаясь перевести дыхание.

«Ну и видок у меня должно быть сейчас, — отстранённо думает про себя Тилия, разглядывая обрывки неба сквозь густую зелень. Пушистая крона почти не пропускает солнечного света, и прохладный воздух тут же остужает разгорячённую после трудного подъёма кожу. — Поджарившаяся на солнце, с припухшей скулой и исцарапанным лицом, с прокушенной каннибалом рукой, в драной одежде и здоровенных ботинках…»

Но тут же одёргивает себя. Что это вдруг её стал волновать собственный внешний вид?

Немного придя в себя, Тилия, наконец, поднимается на ноги, всё ещё чувствуя дрожь в коленях, и подходит к краю настила, окидывая долгим взглядом эту часть Долины. Тёмной змейкой петляет узкая тропа, с одной стороны, упираясь в идеально-круглой формы поляну, на которую так любили прилетать милитарийские вертушки с «грузом», с другой к поляне примыкает чёрная полоса барьера, на которой сейчас пируют огромные птицы-падальщики, неумолимо нависая над мёртвым телом здоровяка-гоминида. Дальше на сотни стадий лишь островки земли, виднеющиеся сквозь раскидистые кроны редеющих деревьев, и скрывающие тех, кто обитает по соседству.

Тилия какое-то время с отвращением наблюдает за птицами, которые словно в диком танце, размахивая иссиня-чёрными крыльями, и, оглашая пронзительными криками всю округу, пытаются отогнать друг друга от мёртвой добычи. В какой-то момент ей начинает казаться, что она даже слышит звук рвущейся гоминидской плоти.

«Пропитанной ядом плоти», — напоминает она себе, удивляясь тому, что птицы не почуяли неладное и продолжают сдирать мясо с костей. Больше не в силах смотреть на то, как стервятники терзают то, что осталось от здоровяка, Тилия отводит глаза.

— Ненавижу высоту! — ворчит Рука, усаживаясь на настил как можно дальше от края, и стараясь вообще не смотреть вниз. Настоящее дитя Пекла, ни разу за всю свою жизнь не поднявшееся выше первого этажа.

Но стоит только Тилии взглянуть на изгнанника, сразу же становиться ясно, что вот он-то высоты точно не боится. И чем больше она думает об этом, тем отчётливее понимает, что, скорее всего, он был свидетелем не только её заминки, когда она в нерешительности стояла перед барьером сразу после извлечения Галией капсулы с ядом, но и трусливого бегства в свой первый день прибытия.

«Как же он раздражает! — с недовольством думает Тилия, на короткое мгновенье, встречаясь с ним взглядом и тут же отводя глаза, словно пойманная за чем-то постыдным. Она тут же одёргивает себя, не понимая своего неоднозначного отношения к изгнаннику. Даже то, что он расправился с тем здоровяком и помог ей с Като, и тем самым спас мальчику жизнь, не меняет её к нему отношения. Он убийца! Отгоняя от себя предательскую мысль, что возможно он единственный, кто может их вытащить отсюда, Тилия даёт себе обещание. — Появиться возможность избавиться от него, сделаю это не задумываясь».

— Ладно, за дело, — поторапливает Рука, долго копаясь в своём мешке в поисках огнива и кремния.

Устроившись рядом, Тилия уже привычным движением достаёт из-за пояса штанов — новый комплект одежды ещё вечером вручила ей предусмотрительная Рука, — свой маленький нож, и как только вспыхивает фитиль свечи, подносит лезвие к пламени, отсчитывая секунды и время от времени меняя стороны.

— А это ещё зачем? — настороженно наблюдая за её манипуляциями, спрашивает изгнанник и Тилия краем глаза замечает, как он напрягается.

— Чтобы больнее было! — не остаётся она в долгу и нетерпеливым жестом приказывает ему лечь.