Тригон. Изгнанная (СИ)

«И чуть не поплатился за своё безрассудство», — холодея, думает Тилия, когда перед ними, словно из-под земли, вырастают огромные фигуры четырёх преследователей. Их разукрашенные боевым раскрасом озлобленные лица, не предвещают ничего хорошего. Во главе — не на шутку разъярённый Шрам.

— Значит, решил предать нас? Предать Старика! — рычит он, с ненавистью глядя на Рона. Грудь гоминида тяжело вздымается, рот перекошен. Не хотелось бы ей сейчас оказаться на пути этого здоровяка-облучённого, и Тилия уже не в первый раз благодарит барьер за его неожиданную защиту. — После стольких лет!

— Я его не предавал, — спокойно отзывается Рон, внешне никак не реагируя на взбешённого сородича. Две высокие фигуры разделяет лишь пару шагов и выжженная полоса. — У меня есть обязательства, и я намерен их выполнить.

— Перед кем? — кривится Шрам, поочерёдно переводя колючий взгляд, налитых кровью глаз, сначала на Тилию, а затем и на Руку. — Перед этими?

— Не твоё дело! — огрызается Рон, словно вот-вот готовый сцепиться со своим противником.

— Стало моим, когда ты убил Старика!

Глава 16

После этих слов, на какое-то время вокруг воцаряется тишина, которая, словно гул гигантских башенных вентиляторов, никогда не прекращающих работу, почти физически давит на уши. Не сразу смысл, сказанных Шрамом слов, доходит до Тилии, но стоит ей только всё осознать, как делается дурно. Хочется оказаться как можно дальше от этого разъярённого представителя гоминидов, который вовсе не горит желанием возвращать их живыми обратно в лагерь. Единственное, что им сейчас движет — это жажда мести.

— Что ты несёшь? — наконец, приходит в себя её друг детства. — Я бы его и пальцем не тронул!

Но Шрам лишь безразлично пожимает могучими плечами, словно говоря: ему плевать, что скажет в своё оправдание Рон, он для себя уже всё решил. Но следующие наполненные ненавистью слова облучённого, всё же заставляют Тилию отступить подальше от барьера.

— Значит, эти две стервы его прикончили. А теперь давай-ка, верни нам наших пленниц, и я забуду о твоём поступке.

— Ну да, конечно! — губы Рона кривятся в язвительной усмешке. — И заживём мы, как в старые добрые времена!

— Неет, друг, — хищно ухмыляясь, тянет Шрам, крепко сжимая в руке свою устрашающую дубину. — Со старыми временами покончено. Старика больше нет, а племени нужен новый вожак.

— И, конечно же, им выберут тебя.

— Надо думать!

— Тогда зачем мне возвращаться? Чтобы ты приказал своей ручной своре разорвать меня на куски?

— Я дам тебе слово, что, если вернёшь девчонок, я помилую тебя, — обещает Шрам, но Рон лишь усмехается, взглядом давая понять Тилии, что самое время уносить ноги.

Удивительно, что даже после стольких лет разлуки они понимают друг друга без слов. И вот они уже втроём медленно шаг за шагом отступают от барьера, оставляя Шрама и его компанию в ярости метаться на другой стороне, изрыгая проклятия и клятвенно заверяя, во что бы то ни стало поквитаться за их предательски убитого вождя. И даже, когда барьер остаётся далеко позади, злобные крики ещё долго преследуют Тилию и её спутников.

Почти до самого полудня, когда солнце расплавленным оранжевым диском зависает над их головами, их молчаливая троица медленно движется вдоль стены. Её друг задумчив и понятно почему. Вопрос о том, кто же всё-таки разделался со Стариком, и у Тилии никак не выходит из головы.

— О чём думаешь? — тихо спрашивает поравнявшаяся с ней Рука, и вынимая из сумки полупустой кожаный мешок, делает несколько мелких глотков.

— О том же, о чём и ты, — отстранённо отвечает Тилия, с трудом шевеля потрескавшимися губами. Протянутую Рукой тару она принимает с благодарностью. Её собственный мешок для воды, так же, как и вся еда, чудесным образом исчезла из её сумки ещё вчера, пока она боролась с той гоминидкой за свою жизнь. Воровство в лагере Рона явно процветало. И теперь при ней осталась лишь накидка Витилиго, и то только потому, что это сразу же привлекло бы внимание Старика, да маленький нож, который она теперь всегда носила при себе. — Кто расправился с их лидером?

— На меня не смотри. Я тут ни при чём. Меня с вечера накачали так, что голова до сих пор трещит, — морщится Рука, после чего с усмешкой добавляет. — Хотя будь у нас в лагере эта отрава, я может вообще не стала бы сбегать.

— Но согласись, у тебя была причина убить его, — с подозрением смотрит на неё Тилия, осторожно делая ещё пару глотков и возвращая почти опустевший мешок хозяйке.

— И как бы я, по-твоему, провернула такое?

— Сама знаешь, как… одно нажатие и готово, — тихо, так чтобы не услышал впереди идущий Рон, отвечает Тилия, вспоминая, как вчера, перед боем, точно такое же наставление делала Рука.

— Да его охраняли лучше всяких барьеров! — с неподдельным возмущением смотрит на неё однорукая, вышагивая рядом. — Не подобраться… Сама подумай, что с нами было бы, если бы я пошла на такое. Мы бы уже сидели в той клетке или вообще стали мертвяками. Или хочешь сказать, что я заранее знала о том, что твой дружок задумал предать своих и вывести нас с их проклятой земли?