Тригон. Изгнанная (СИ)

— Хочу, — признаётся Тилия, чувствуя неловкость от его пристального взгляда. На какое-то время вокруг воцаряется тишина и только слышно, как трещат сухие ветки, пожираемые разгорающимся пламенем.

— Ты права, Ти, это не твоё дело, — наконец произносит Рон, возвращаясь к прерванному занятию, оставляя её отчитывать себя за несдержанность и в одиночестве зализывать душевные раны.

Зачем она вообще подняла эту тему? Влезла со своими вопросами. Надеялась, что он вот так просто откроется ей, расскажет, как жил последние годы? Она и так знала ответ.

Когда вдалеке, наконец, появляется знакомая фигура, вокруг уже совсем темно. Две небольшие уже освежёванные тушки, привязанные к поясу однорукой гоминидки, медленно раскачиваются в такт её движениям. Тилия рада уже тому, что сегодня они хотя бы не останутся голодными: еды, что предусмотрительно взяла с собой Рука, и которую не смогли присвоить сородичи Рона, становилось всё меньше и это вызывало тревогу.

Хотя Тилия и обещала, что с мясом для неё покончено, время от времени сжимающийся от голода желудок, диктовал свою волю, и последние двенадцать часов казалось, что она способна проглотить целиком жаренную полевую мышь или даже змею.

Но стоит только разглядеть того, кто вышагивает за спиной гоминидки, как её бросает в жар.

«Неужели Рука была права, и он не бросал нас?» — бьётся в мозгу единственная мысль, когда поражённая своим неожиданным открытием, Тилия краем глаза замечает, как Рон оставляет своё занятие и медленно выпрямляется. Его сильные пальцы тут же угрожающе смыкаются на огромном тесаке, покоившимся на поясе. Не дожидаясь того, что могло бы произойти между этими двумя, Тилия торопливо делает несколько шагов и, повернувшись лицом к другу детства, словно шитом встаёт между ним и приближающейся парочкой.

— Ну и что всё это значит? — сдвинув тёмные брови, хмуро обращается он к Тилии, не отводя настороженного взгляда от нежданного гостя.

— Никакой больше крови… — с твёрдой решимостью отзывается Тилия, лишь на миг бросая взгляд через плечо и встречаясь глазами с ледяным взглядом изгнанника, надеясь при этом, что голос её звучит твёрдо. — Он с нами.

Глава 17

— Значит, с самого начала вас было трое?

— Да, — сидя на земле и грея озябшие руки у костра, устало отзывается Тилия. С каждой минутой становиться всё холоднее, и она с тоской смотрит на разложенную на земле шкуру, мечтая поскорее отправиться спать. Но остатки хорошего воспитания не позволяют ей бросить друга детства, который всё никак не может до конца удовлетворить своё любопытство. За последний час Рон только и делал, что задавал вопросы. Кто? Что? Зачем?

К тому же аромат жарившегося на костре заячьего мяса, заставляет её желудок предательски урчать.

— Ты хорошо его знаешь? — задаёт он очередной вопрос, с подозрительностью поглядывая на занятого приготовлением пищи изгнанника. А ведь совсем недавно однорукую гоминидку интересовало то же самое.

— Нет, — признаётся Тилия и тут же уточняет, — но Рука за него поручилась.

При упоминании их спутницы Рон морщиться, словно от зубной боли. Рука тоже не в восторге от их неожиданно появившегося провожатого, но предусмотрительно помалкивала. Было ясно как день, что эти двое никогда не поладит.

«Может они из враждующих рас?» — гадает Тилия, оценивающе разглядывая троицу, занятую каждый своим делом, и выискивая отличия.

Она смело отбрасывает тех, кто с рождения боялся солнечного света. Скорее уж это её можно было бы отнести к тем самым Порфам. Взять хотя бы её чувствительность к солнечным лучам. Дело конечно не в передающихся по наследству недугах, просто она всю жизнь прожила взаперти, и её белоснежная кожа ещё не раз слезет, прежде чем сможет адаптироваться к таким резким переменам.

В расу Танов они тоже вряд ли годятся: вся троица вполне сносно изъясняется, да и передвигаются на двух ногах, хотя она до сих пор с трудом представляет себе гоминида, ползающего на четвереньках, словно животное, да к тому же не способного говорить.

А вот их язык жестов Тилию восхищал!

Раньше её нисколько не заботило то, чем живут облучённые у подножья Башни. Сидя у окна, год за годом она была лишь сторонним наблюдателем, не способным понять насколько плохо живётся гоминидам, воспринимала ту часть колонии, как нечто далёкое, несущественное, то, что никогда её не коснётся. Как же она ошибалась! Её швырнули в этот чуждый ей мир и тем самым лишили превосходства. Даже её кожа, с каждым прожитым под открытым небом днём, становилась такой же, как у тех, кого она с подачи властей всегда считала нижней ступенью эволюции.

— Почему мы просто не можем оставить этих двоих, и не двинуться дальше? — вторгаясь в её мысли, раздаётся совсем рядом тихий голос Рона.

— А ты знаешь дорогу? — вырванная из размышлений, Тилия переводит на него удивлённый взгляд.