Трилистник. Хогвартс (СИ)

Такого Рей, конечно, себе не позволял (он ведь не Джеймс Поттер, которому разрешают плевать на репутацию семьи), как и чрезмерного безделия, однако каникулы прошли правда отлично. Погода улучшилась, и Рей проводил много времени на свежем воздухе — что приятно, в компании не только своего пса. Новая комната, в которую Рей и Холмс уже перебрались, оказалась очень уютной: имевшая всего лишь три кровати, она между тем была по размерам не меньше тех комнат, что рассчитаны на пятерых жильцов, и свободного пространства в ней было значительно больше. Ещё одним штришком уюта неожиданно стал сам Майкл, взявший привычку (Рей подозревал, это Хлоя попросила своего нелюдимого «брата») уделять хотя бы полчаса в день разговорам с Реем. И если поначалу разговоры были крайне неловкие, прогресс был налицо.

В последний день каникул, за пару часов до прибытия «Хогвартс-Экспресса», Рей и Майкл открыли для себя прелесть магических шахмат как способа проведения досуга — и так увлеклись, что едва не пропустили пир по случаю начала последнего семестра учебного года. В Большой зал им пришлось практически бежать, на ходу обмениваясь комментариями касательно незавершённой партии. Рей смеялся и уверял Холмса, что лишил бы его королевы в три хода, когда на всём ходу влетел в трапезную.

И тут же оборвал смех, смущённый атмосферой в ней. Нет, большинство студентов веселилось, перебрасывалось шутками, обменивалось последними новостями — но были в зале и те, кто с неясным Рею страхом поглядывал на преподавательский стол. Рей посмотрел тоже: профессор Дамблдор скользил взглядом по рядам учеников, но глаза его, вопреки обыкновению, не лучились жизнерадостными искрами; МакГонагалл напряжённо переговаривалась с хмурой Стебль, по другую сторону от директора вполголоса дискутировали Флитвик и Слизнорт, то и дело поглядывая на пока пустое место Хоукинсона. Нехорошее предчувствие холодком прошлось по спине.

Холмс кашлянул, и Рей очнулся, нервно пригладил волосы, замечая на себе внимание директора. То, впрочем, спустя секунду ускользнуло, а Рей и Майкл поторопились занять места за слизеринским столом. Именно там царила самая неоднозначная атмосфера. Рей нарочно сел рядом с Гектором и Евой, перешёптывавшимися с другими старшекурсниками.

— …брат говорит, есть сомнения. Его друзья, те, кто обнаружил… — Ева резко оборвала себя, когда Рей и Майкл сели рядом.

— Что произошло? — с потрясающим спокойствием спросил Холмс. В такие моменты в его тоне прорезалась уверенная властность, вызывавшая любопытство Рея; задавать вопросы так — целое искусство, редко доступное подросткам.

— Вы не знаете? — Гектор нахмурился и посмотрел на Рея как будто бы с ожиданием, что он сейчас скажет: «Я знаю, конечно!» Но Рей лишь мог проворчать:

— Не знаем чего?

— Что высшее правосудие всё-таки существует.

От звука этого голоса — негромкого, вкрадчивого, злого — за спиной Рей вздрогнул всем телом и рефлекторно вжал голову в плечи. Поймав себя на этом, устыдился и резко выпрямился, обернулся к Розье.

Тот улыбнулся в ответ, показывая ровные белые зубы. За плечом приятеля высился Эйвери, отчётливо довольный, поглаживающий кулак. Это не укрылось и от Паркинсона.

— Придержи язык, Розье, — процедил он, и по случайности, быть может, как раз в тот момент блик от пламени свечей вспыхнул на его значке старосты.

Розье проследил за этим со всё той же улыбочкой; поглядел на Паркинсона и Флинт, на Холмса, а затем уставился на Рея, чуть прищурившись, словно поймал его на нечистой игре.

— Как скажешь, Паркинсон, — нарочито покладисто произнёс Эван, а затем добавил, расширив оскал, обращаясь к Рею: — Хорошо вернуться в школу, — и ушёл на другой край стола, где был радушно встречен Джагсоном и Селвином.

Мурашки пробежали по спине от этого вида и того, что он сулил. Рей хотел бы сказать, что морально готов вновь существовать рядом с Розье — но то была откровенная ложь.

Его дрожащей руки вдруг коснулась чужая. И нет, это была не грубая ладонь квиддичиста Паркинсона — сильные пальцы Холмса.

Рей посмотрел на него, и, наверное, постыдный страх отразился в его глазах. Но Холмс не осудил. Не разрывая зрительного контакта, Майкл медленно наклонил голову — и это чувствовалось как обещание. Рей не до конца понимал, чего конкретно — однако склонен был довериться человеку, ставшему для него за неделю ближе большинства «друзей детства».

Тем временем в зале повисла тишина — директор поднялся на ноги. В его улыбке, обращённой к студентам, притаилась печаль.

— Приветствую вас, мои дорогие студенты, профессора, привидения, — директор сопроводил широким жестом и кивком обращение к каждой группе собравшихся в зале. — Завтра стартует новый семестр, последний в этом учебном году, а для кого-то — последний в школьной жизни. И я сожалею, что начинать его приходится с печальных и тревожных вестей, — Дамблдор сделал паузу, и зашелестевшие было радостные перешёптывания семикурсников оборвались. Тяжесть ещё не высказанных новостей повисла в воздухе дурным предзнаменованием.