Трилистник. Хогвартс (СИ)

— Но уже сейчас ты тренируешься слишком много, — мама подошла ближе, взяла его руки в свои и сжала с тихой, но такой пронзительной заботой, омрачённой тревогой. — Милый, я понимаю, что случившееся с твоей однокурсницей и профессором Хоукинсоном сильно повлияло на тебя… Но тебе не нужно бояться: дядя Карлус и наш милый Брайан защитят нас всех!

Дейдара слабо усмехнулся.

— Я не боюсь, мама.

— Конечно нет, прости, я оговорилась…

— Но нет, я не прекращу заниматься, — он поднёс её руки к лицу и коснулся пальцев губами, после чего прижал к своей груди. — И не волнуйся, в асоциального упыря я не превращаюсь, мм. Я договорился со своим школьным приятелем, мы встретимся сегодня здесь, во Впадине.

— Я не могу не переживать, когда один из моих сыновей наслаждается летом, а другой закрылся ото всех, — вздохнула мама и коротко поцеловала его в лоб. — Но я рада, что ты пригласил встретиться друга. Если сочтёшь уместным, приведи его к нам на ужин.

— Посмотрим, — кивнул Дейдара. Он не соврал матери: позже днём ему предстояло встретиться с Эшли, и Дейдара гадал, что встреча ему принесёт.

Если раньше Шелби писали ему общие письма исключительно по работе, то в какой-то момент этого лета Дейдара начал вести переписку отдельно с Эшли, отдельно с его младшим братцем. С Лиамом всё было по-старому: сухие и чёткие обсуждения планов, касавшихся бизнеса и нынче всё больше студсовета, перетекающие из письма в письмо непрерывным диалогом. Послания же Эшли приобрели более личный окрас, и Дейдара всё пытался решить, нравится ли это ему. Что ему точно не нравилось, так это нервозность, сочившаяся из каждого нового письма старшего Шелби всё отчётливее. И центром её был Рабастан.

Дейдара не знал, какая муха его укусила на пасхальных каникулах, после которых Лестрейндж вернулся в школу забитым и бешеным. Не знал того и Эшли — и тяжело переживал незнание. Вдобавок, в последний семестр Рабастан повадился на компаньонов жёстко огрызаться. Дейдару это быстро достало, и несколько раз их с Лестрейнджем стычки окончились дуэлями и откровенными мордобоями. На финальном матче по квиддичу они не сцепились только из-за того, что Джастин, Рокси и Паркинсон, сговорившись, не позволяли им даже пролетать близко друг к другу.

Не то чтобы Дейдаре было как таковое дело до настроений Лестрейнджа. Проблема заключалась даже не в них, а во всё том же Эшли, лице и голосе их предприятия, на котором размолвка с другом сказывалась не лучшим образом: взгляд потух, голос ослаб, как и желание чем-либо заниматься. Когда не готовился к СОВ, Эшли прокрастинировал, чего обычно за ним не водилось; на попытки растормошить не реагировал, включаться в планирование для студсовета отказывался — а ведь как раз на его обаяние Дейдара очень рассчитывал для продвижения организации! Не получая, чего хочет, от Эшли, Дейдара срывался на Рабастана, причину несчастья Шелби; они дрались, Паркинсон орал и грозился их обоих поубивать, Эшли ещё больше расстраивался, и круг замыкался. Лишь Лиам оставался в стороне от этой сраной драмы с типично когтевранским «не мешайте мне готовиться к экзаменам».

Но экзамены прошли, а ситуация не улучшилась. Они разъехались на лето, и Лестрейндж пропал с радаров. Нет, он и раньше, по словам Шелби, во время пребывания дома не поддерживал переписку — но всё же порой присылал короткие записки, или улучал момент «случайно» столкнуться с приятелями на лиговых матчах по квиддичу, или ещё что… Этим же летом он как в воду канул. Эшли переживал всё больше. Лиаму продолжало быть параллельно.

Поначалу Дейдара не хотел ввязываться: слишком был сам зол на Рабастана за то, что тот портит ему планы. Но затем — и биджу дери, если не медитации тому виной! — в Дейдаре проснулось некое чувство на стыке жалости, ответственности и симпатии. Этот премерзкий коктейль не давал ему сосредоточиться, а письма Эшли подливали масла в огонь. В конце концов Дейдара не выдержал и вызвал старшего Шелби на встречу в Годрикову Впадину.

К ней Дейдара не готовился никак, но всё равно с утренней тренировки до выхода в полдень не мог себя заставить заняться ничем полезным. В голове был сумбур, порождавший злость, и Дейдара потратил большую часть утра на то, что, лёжа на овчинном ковре у окна в своей мансарде, смотрел на яблони и бабочек, цыкал и пытался заставить себя успокоиться. Только поссориться с Эшли ему не хватало.

Когда он вновь выбрался из дома, солнце жарило вовсю. В деревушке было пустынно: середина недели, взрослые (и маги, и маглы) работали, а дети-подростки наверняка практически полным составом на речке, что вьётся между холмами неподалёку. Небось бесятся сейчас в воде, затем устроят пир под деревьями на берегу, а после повскакивают на велосипеды и двинутся в обратный путь, смеясь и перекидываясь шутками…

Дейдара уже давно оставил эти забавы, и больше его не тянуло. На какое-то время, что скрывать, ему было приятно просто побыть ребёнком — то, что ему не удалось в родном мире. Но детство кончилось, и вновь — резко и безапелляционно. Вновь — обещанием борьбы за жизнь.