Трилогия Иводзимы

Леша подтянул рукав. Его персональная консоль темнела мертвым экраном, не реагируя на манипуляции, словно была чем-то вроде глянцевого напульсника, а не сложнейшей аппаратурой, над разработкой которой трудились лучшие умы человечества.

– Мы в жопе, бро, – мрачно констатировал Марк, глядя на собственную персоналку.

– Внимание всем кораблям, – ожил приёмник общей связи, и Марк с Лешей одновременно вздрогнули, – говорит «Ревущий медведь». Немедленно, по всей эскадре перейти на запасной алгоритм протоколов 12, он не взломан. Повторяю, он не взломан. Переключиться в ручном режиме, принудительно. Всем прыгунам вернуться на материнский корабль. Мы эвакуируемся. Это не учебная тревога. Повторяю, это не учебная тревога.

– Нет, вот теперь мы в жопе, – помотал головой Марк и сорвал защитные пломбы с навигационной панели.

12. Томми

Время меняет людей, меняет всегда, меняет неизбежно. На хрен время, конечно, но в определённом возрасте становится все сложнее идти против фактов. Томми изменился так, что давным-давно перестал себя узнавать, и жил с самим собою, как с едва знакомым соседом. Ещё один уставший от большого мира старпер на Бахрейне. Его это устраивало. Он как-то быстро освоился с тем, что парня в старых армейских говнодавах больше нет. Ну и на хрен его, правильно?

Но когда вместо привычной старой, замшелой музыки, которую давно не слушает никто, кроме старперов Бахрейна, он услышал этого Элвиса Муна, что-то изменилось. Не сильно. Как будто на допотопном музыкальном пульте из двухсот ползунков, кто-то опустил один до нуля, а другой, наоборот, задрал до упора. Все остальные остались в прежнем положении, и это почти не повлияло на общее звучание. Но, вообще-то, между нами говоря, как раз вот такие «почти» превращают более менее сносные треки в крутые хиты. Мелочь, заусеница на мизинце, которую не замечаешь, пока не заденешь, но уж если задел, то она начнёт напоминать о себе постоянно.

Причём, откровенно говоря, песни у парня были паршивыми. Текста, музыка, аранжировка – все можно было сделать круче. Но в том, как Мун подавал это… «В этом что-то есть», – в десятитысячный раз думал Томми. Найти бы парню чувака, умеющего сочинять классные песни, набрать толковых музыкантов, и можно лететь, менять мир.

Томми медленно сел на кровати, ожидая привычный укол боли в пояснице. Тот не заставил себя ждать. Радикулит, верный кореш. Когда все про тебя забудут, можешь быть уверен, эта скотина останется с тобой до конца. Как там пела Молли из «Фак-о-Фак»? Что-то типа: «Если я постарею и повстречаюсь со своим радикулитом, прострелите меня». Как-то так, но в рифму.

Молли умерла год назад, что-то с сердцем. Но она этого не поняла, альцгеймер милостиво спас её от реальности десятью годами ранее. Томми ездил на похороны и даже немного поплакал. Благо, на дождливом Дататомаке это было незаметно, и проклятые папарацци ничего не отхватили.

Томми когда-то спал с Молли. Многие когда-то спали с Молли.

У Томми ещё сохранились кое-какие связи. Десяток парней, пишущих песни, можно было подтянуть хоть сейчас. Но все они были безнадежными стариками, и даже так – безнадежно устаревшими стариками. Томми понимал, что их музыка катастрофически не соответствует времени, точно так же, как и его собственная. Нет, нужен был кто-то молодой, современный, и в тоже время прорубающий фишку рок-н-ролла. А где его взять, безнадежно устаревший Томми понятия не имел.

Томми выглянул в иллюминатор и увидел только тьму. «Бюрократ» месил двигателями разделения межзвездное пространство, фильтруя его двоичную структуру, и игнорируя все нули, цеплялся за единицы. Космос, это место, где все события одновременно произошли и не произошли. Единицы и нули бытия.

У Бахрейна две луны: Федра и Легба. Какой бы плохой не была погода, как бы ни хмурились небеса пустыни, Томми всегда ощущал их присутствие, хотя и не всегда помнил, как эти луны называются. Он знал, что они где-то там. А здесь – только пустота, в которой намертво вязли все эти «где-то там». Не любил этого Томми, всегда не любил. Глядя в ничто, и сам себя ощущаешь ничем. Стремное чувство.

Томми покачал головой, перебирая в уме старые контакты. Он думал о Муне так, словно тот уже согласился с ним работать. А ведь не исключено, что этот пацан понятия не имеет, кто такой Томми, или, что ещё хуже, воспринимает его как аппендикс прошлого, рудимент. Тогда ничего не выйдет. Вообще-то, нормальные люди сначала связываются по консольной сети, договариваются о встрече, обговаривают условия…

На хрен нормальных людей, подумал Томми, подключая свою консоль к сети корабля и выводя запись Элвиса Муна на аудиосистему каюты. Надо увидеть этого парня в деле, и если вся его подача, если эта его трудноформулируемая фишка, эта его долбанная заусеница – не набор стадийных трюков, а врождённый талант, – что ж, хрен с ним, Томми сделает свой ход.

13. Бобби, Джезва