Они, сами того не замечая, кричали так, словно все происходило не в тишине, словно грохот корабельных орудий «Айовы» оглушил их.
– На хера было вообще строить собственный камикадзе, – рявкнул Марк. Прыгун трясло так, что Леша слышал стук своих зубов. И чувствовал, как ноют мышцы шеи.
– Об этом думает сейчас вся экспедиция, – пожал плечами Леша и чуть не взвыл от боли.
– Мне не интересно, кто об этом думает, – крикнул Марк, – мне интересно, на хера!
Маленькие прыгуны на фоне «Айовы», были все равно, что охотничьи дробины на фоне восьмиэтажного дома, песчинки рядом с китом, пороховые крупицы рядом с баллистической ракетой. Леша и Марк, сами того не понимая, кричали, пытаясь заглушить свой страх.
«Ливерпуль» выровнялся, сбросил скорость и позволил необъятной «Айове» скрыть от них солнце. Больше в лобовой иллюминатор ничего нельзя было рассмотреть, только тьму. Но эта тьма имела массу, она двигалась и источала опасность. Марк вел «Ливерпуль» по приборам. Они не договаривались заранее, кто будет вести корабль, а кто контролировать выстрел. Просто так уж повелось ещё с лётной школы: Марк был объективно лучше, как пилот, и никто не поражал цель так точно, как Леша. Вместе они были лучшим экипажем выпуска.
– Вижу цель, – пробормотал Леша, стараясь не обращать внимания на ноющее плечо, – постарайся подойти ближе.
– Куда уж на хрен ближе, я и так глажу его по брюху…
– Зависни так. Мне нужно несколько секунд.
Новый рой смертоносных светлячков сорвался с корпуса камикадзе и устремился прямо на «Ливерпуль».
– Они нас достанут! – крикнул Марк.
– Ещё секунда! – прошептал Леша. – Всего одна секунда…
Их задело. Не сильно, но повредив маневровое сопло на правом борту. «Ливерпуль» завертелся вокруг своей оси. Стабилизатор взвыли, пытаясь выровнять прыгун, но было уже поздно.
«Айова» вздрогнул всем корпусом, на мгновение застыл в пространстве, а потом исчез.
– Ты успел выстрелить? – спросил Марк, цепляясь левой рукой за подлокотник, а правой упираясь в потолок. Их продолжало вращать.
– Нет, – ответил Леша. – И никто не успел.
20. Бобби, Ченнинг, Томми
Никто больше не делает сигарбоксовые банджо из ящиков от сигар. Это глупо. Ящик делают там же, где и все остальные части инструмента, от колков до звукоснимателей. И сигары в них никто не держит, но некоторые производители, типа Gretsch, для аутентичности пропитывают деки эмуляторами запаха.
Банджо Бобби выглядело довольно не плохо. И типа полустертая надпись «San Juan Tabaco» смотрелась, как родная. Ящик, конечно, был не деревянный и не из прессованной бумаги, или, там, опилок. Пластик, но подобранный тщательно, никакой халтуры. Звук был аутентичный: глухой и одновременно глубокий.
Вернувшись со смены, Бобби поставил на прикроватный столик четвертную упаковку пива и поковылял к полке, на которой хранил инструменты: сигарбоксовый банджо, ямаховскую слайд гитару и самопальную добро-ноунейм, купленную на сетевом аукционе. Экзоскелет снова негромко подвизгивал коленным шарниром, хотя диагностика не обнаружила никаких проблем. Жить в бывшей спасательной капсуле было не особенно проблемно, но металлические полы, даже накрытые куском пластиковой шумоизоляции из переработанного мусора, отзывались на шаги тяжёлых ступней экзоскелета громким стуком. В новых капсулах по другую сторону астероида полы были собраны из шумопоглощающих панелей. В принципе, Бобби привык, но почему-то сегодня эти звуки делали тишину его одинокой берлоги особенно заметной.
Ждать Ченнинга опять не приходилось. Бобби был бы рад пропустить по бутылочке со старым корешем. Но старина Че встречал конвейер гостей и разводил их по номерам, попутно устраивая экскурсии по «СФР» и щедро напаивая выпивкой-комплиментом. Пьяный клиент – щедрый клиент.