Трилогия Иводзимы

Рождество накатывало, как лавина в цветах Кока-Колы, увешанная звонкими рекламными бубенчиками, осыпающая пространство долларами и кредитами со страстью маниакально-депрессивного сеятеля с картины Ван Гога. Поэтому с утра Ченнинг встречал роуди Кении, которые, благодаря реалити шоу «Путь к успеху», и сами были звёздами. По слухам, нормальные ребята, Бобби хотел их увидеть, но он как раз возился с тремя неисправными дронами, застрявшими в системе вентиляции, и пропустил момент посадки. Потом, днём, Ченнинг встречал сына какой-то шишки из профсоюза то ли аграриев, то ли лёгкой промышленности, прилетевшего с компанией друзей, половина из которых уже на сходнях были пьяны в усмерть без дополнительных усилий менеджмента «СФР». В этот раз Бобби присутствовал на стапелях и серьезно испугался, что кто-нибудь из молокососов заблюет пол, а убирать заставят его. Следы пьяной рвоты плохо удалялись с корпусов дронов-уборщиков, и даже после удаления какое-то время чувствовался кисловатый запах. После молокососов должна была прилететь якобы племянница фармакологического магната Эстера ДеЭспозито, которая на самом деле никакой племянницей ему не являлась, а была молодой любовницей, с удовольствием прожигающей деньги папика – об этом все знали. Бобби свалил на обед и не знал, прилетела ли она. А потом у него закончилась смена – работники по инвалидной квоте работают неполный день – и поэтому Бобби не стал дожидаться прилёта Томми.

Сам-то Бобби не особенно любил его музыку, хотя пара треков на консоли пылилась и иногда он их переслушивал. Во-первых, конечно, «По дороге из жёлтого кирпича», первый и главный хит Томми, который он так и не переплюнул (а кто переплюнул?), и ещё «Под Барабаном». Последняя вещица была не особенно популярной, но Бобби почему-то нравилась. Простая мелодия, – что-то отдалённо-блюзовое, – накладывалась на дробный маршевый грохот, напоминающий шаги экзоскелета Бобби по твёрдому пластику его комнаты, размноженные плотным эхом. А вот Ченнинг знал все композиции Томми и всей той тусовки панков из бара «Хили», мог часами их слушать и говорить о них, хотя, как вроде бы понимал Бобби, дело было не только и не столько в музыке.

Бобби снял со стены банджо, положил его на прикроватный столик рядом с упаковкой пива, затем выбрался из экзоскелета и перекинул обрубок своего тела на диван. Тот жалобно пискнул креплениями. На самом деле диван был забранным в полисентетический чехол двойным противоперегрузочым креслом.

Бобби дотянулся до экзоскелета и открыл пиво о его раму. Крышка звякнула и укатилась куда-то под диван. Плоский дрон-мусорщик отделился от бедренного бардачка экзоскелета и устремился за крышкой.

Бобби отпил пивка, поставил бутылку на пол и взял на банджо несколько аккордов. Догнавший крышку дрон выполз наружу, осмотрел бутылку и, поняв, что это ещё не мусор, вернулся к экзоскелету.

– Был трудный день, – напел Бобби, заваливаясь головой на диванный валик, – но лучше бы он не кончался. Лучше бы так и пахать, не разгибая колен. Лучше бы… Хм… лучше бы…

Этот текст крутился у Бобби в голове весь день, а теперь он не мог вспомнить строчку. Такое случались и дико раздражало. Надо записывать, подумал Бобби, который никогда ничего не записывал.

Он не глядя нашарил бутылку на полу и сделал ещё один глоток. И улыбнулся. Про «не разгибая колен» это, конечно, смешно получилось. Легко не разгибать то, чего нет. На самом деле, и сам день был не бей лежачего. На стапелях всегда так, там особенно и работы-то нет, все делают сами техники и их умные ассемблеры. Даже скучно немного. Единственное развлечение – глазеть на прибывающих гостей и их корабли.

– Это был долгий, трудный день, – напел Бобби. – Ветер гнал пыль с дороги. Серые тучи накрыли тенью речные пороги. Я видел, как ты идешь к бару, но не чувствовал тревоги. Словно с неба спустились Боги пропустить по кружке пива, и ты была среди них. Так красива…

Его дом, до эвакуации с Елены стоял на берегу реки, она обрывалась каскадом порогов, которые можно было увидеть из окна кухни. Моста на ту сторону не было, но кто-то установил через равные промежутки большие валуны. Обычному человеку ничего не стоило пересечь реку по этим валунам. Но у обычных людей были ноги. Бобби никогда не был на другом берегу реки.

Бобби посмотрел на свое запястье. Консоль тускло просвечивала сквозь рукав. Где-то в лабиринте замороченного кода она хранила все его достояние: любимые песни, фильмы, фотографии родителей, а так же данные о его банковском счете, на котором уже лежала треть необходимой для операции суммы. Экзоскелет едва слышно загудел, начиная самодиагностику.

– Не бойся, – сказал Бобби, – даже когда мне сделают ноги, я тебя не выброшу. Буду открывать об тебя бутылки.

Бобби отпил пива и снова взялся за банджо.

– Это был долгий, трудный день, – пел он, обращаясь к потолку. – Но кто скажет точно, будет ли завтра? Так что лучше бы он не кончался, этот долгий, трудный день. Я бы прервал работу, и смотрел тебе в след. Много лет. Вселенные обращались бы пылью, а я все смотрел тебе вслед.