Трилогия Иводзимы

Томми ненавидел ар-деко. Его выворачивало от всей этой вычурной псевдопозолоты, пластика под дерево и слоновую кость, нарочитый шик в стиле всеми забытых индустриальных революций. Вот, скажем, на хрена нарочитый шик в корабельном ангаре? Зачем нужны стапеля, украшенные псевдоэтническими узорами, из псевдобронзой? Тормозные контроллеры с профилями 20 годов XX века. Стенные панели, украшенные геометрией золотого периода дизелей… И обязательные расходящиеся лучи и силуэты дирижаблей тут и там. Само по себе это было красиво, спору нет, но в качестве повсеместного, навязчивого тренда утрачивало наполнение, как и любое течение, растиражированное массовой культурой. То же самое когда-то случилось и с панк-ревайвал. Как только они ушли из маленьких субкультурных пещер типа бара «Хилли», все эти «Фак-о-фак», «Тян-ань-Мень», да и он сам, Томми, становились все дороже и дороже, но утрачивали что-то другое, очень важное.

Впрочем, Томми подозревал, что эта его неприязнь к ар-деко связана с тормозами, которые врубил его стареющий организм по отношению ко всему новому. Это подозрение никак не влияло на право Томми ворчать по любому поводу. Это право он тоже заработал старостью. Но знаете что? На хрен старость и на хрен организм. И ар-деко тоже на хрен.

– На хрен Президентский люкс! – рявкнул Томми, и встречающий его парень, тощий и высокий блондин со странной походкой, как будто слегка сжался. Он, конечно, был обычным исполнителем, ни в чем не виновным. Томми почувствовал укол стыда. Он же сам десять раз повторил в разговоре с засранцем Маликом, что не хочет видеть ни его, ни другие официальные лица. Никакой парадной встречи! А срываться на обычном исполнителе глупо даже для старика. Тем более, если исполнитель смотрел на него такими глазами. Уж что-что, а взгляд фаната Томми знал прекрасно. Ещё не успел забыть.

– Я хотел свалить от чужих глаз, – примиряюще объяснил Томми, – а у президентских номеров постоянно болтаются дроны папарацци. Парень, они меня достали, понимаешь? Я слишком старый для таблоидов.

– К сожалению, все VIP-ы заняты… – пробормотал парень.

– Да и на хрен VIP-ы. Дайте мне обычный номер.

Тощий блондин растеряно оглянулся, но поддержки ждать было не от кого.

– Слушай, парень, я не выпендриваюсь… Просто, не нужно мне все это, понимаешь?

– Я знаю, – кивнул Ченнинг, – но обеспечить режим инкогнито на этаже с обычными номерами будет ещё сложнее. Вас обязательно кто-нибудь узнает, пойдут слухи.

– Черт, да, ты прав.

Томми поставил рюкзак на пол и потёр затёкшее плечо.

– Ну, ты же умный, приятель, я это вижу, – чувствуя себя последней лицемерной мразью, произнес Томми, – придумай что-нибудь. Пойди навстречу старой рухляди. Прикинь, куда не смогут сунуться папарацци, а?

Тощий блондин и правда оказался неглупым чуваком. Он думал всего секунду, а потом усмехнулся.

– Вообще-то это запрещено, – сказал Ченнинг, – но если я смогу провести вас на этаж для обслуживающего персонала, ни один папарацци не станет вас там искать. Правда, с комфортом там не очень…

– На хрен комфорт, – усмехнулся Томми, – давай, протащим мою старую задницу в ваши закрома.

Парень снова неуверенно оглянулся.

– Вам придётся переодеться. Лучше в рабочий комбез, – задумчиво проговорил Ченнинг. Потом улыбнулся и добавил:

– Только не оранжевый.

Ченнинг сдвинул скрытую псевдоэтническим узором панель, за которой обнаружилась полость, завешанная комбезами, монтажными касками, мотками проводов и какими-то технологическими приблудными, назначения которых Томми не знал.

– Поверь мне, вряд ли кто-то кроме тебя помнит мой оранжевый комбез, – Томми подошел к шкафу. – Это было ещё в «Хилли», на Иво. Прошлая жизнь. Меня начали узнавать намного позднее, когда Вагенштэйн придумал одеть меня в свитер.

– Я в курсе, – кивнул Ченнинг, – но сегодня утром прибыли роуди Кении. Они нормальные ребята. Могут и помнить. Вон их корабль. «Галатасарай».

– Тогда на хрен оранжевый, – согласился Томми.

Когда старик натянул на себя зелёный с жёлтыми нашивками комбез, – прямо на ту одежду, в которой был, – Ченнинг, ни говоря ни слова, а потому и не требуя глупого старческого бахвальства, перехватил рюкзак Томми и пошел в обход громоздкого, намеренно-ортодоксального корабля «Галатасарай» в противоположную сторону от парадного лифта. «Хорошая тачка, – подумал Томми, – а нутро этой зверюги, несмотря на всю эту внешнюю ортодоксальность, наверняка забито самым современным дерьмом. Я и сам так когда-то делал». А потом Томми заметил лого певицы на борту – встающее солнце в пшеничном венке. Художник очевидно вдохновлялся имперским гербом СССР. Это было неожиданно, и поэтому понравилось Томми. Когда-то в качестве его лого корабли украшали изображениями растоптанного армейского говнодава. Даже в те дни, когда он носил кожаные ботинки, сшитые на заказ и кеды, стоимостью с его дом на Бахрейне каждая.