Трилогия о Вратах: Солнце и тень Аурелии (СИ)

Конечно же, Кларк не забывает оценить этот момент. Хотел бы я, чтобы он провёл с Изой те дни, которые пришлось провести с ней мне. Но представить в красках эти эротичные сцены я не успеваю, потому что диалог между господами продолжается и заходит куда-то не туда.

Бастиан пытается выспросить о своей сестре. Кларк намекает… Кажется, на то, что готов дать подсказку в обмен на меня.

Я всё пытаюсь разгадать игру, и одна оговорка не идёт у меня из головы… «Барбарис». Кларк, конечно, урод. Но он пресмыкается перед девушками и вряд ли мог не запомнить имя той, кто так растревожила его.

Тем временем вместо ожидаемого финта Бастиану предлагают раба. Красивого. Холёного, как скульптура из слоновой кости — с такой же золотистой кожей и голубыми глазами. И конечно же, Кларк принимается расхваливать его. Рассказывать, что он не чета мне.

Злость переполняет до краёв. Хочется ударить его, но я ещё помню прошлый урок — и ограничиваюсь рабом. Мне не нравится, что Бастиан так спокойно позволяет ему ласкать свою ступню. И не надо доказывать мне, что я так не могу. С тобой, Кларк, точно не смогу — на тебя тошно смотреть.

— Сегодня меня развлекает Ксавьер, — после недолгой перепалки сообщает Бастиан. И, к собственному удивлению, я рад. По-настоящему рад, что он не смотрит на этого золотистого Аполлона, а смотрит только на меня. Хотя на самом деле, наверное, этот Виндзор умеет куда больше меня. Он не требует внимания к себе и не просит ничего. И не ошибается — никогда. Потому что его растили только для того, чтобы ублажать. Это написано у него на лбу. Но тем с большим удовольствием я перехватываю ступню Бастиана и ставлю себе на плечо.

— Покажи, что ты умеешь, — говорит тот. И от его слов у меня жар пробегает по всему телу. Покажу. Тебе — покажу. Чтобы ты так и смотрел только на меня, и больше ни на кого.

Кларк принимается рассказывать про Беатрис. Краем уха слушаю его и откладываю на будущее его слова. А сам тем временем легкими движениями поглаживаю предложенную мне ступню. У Бастиана она не такая холёная, как у остальных. На косточке даже видна плотная мозоль. И я с наслаждением целую её, потому что этот изъян делает Бастиана живым. Предназначенным только для меня.

Смотрю ему в глаза и вижу, как в карих зрачках загорается огонь. Бастиан хочет ещё, и для него я готов.

Бережно закатывая штанину, продолжаю покрывать поцелуями щиколотку. Ласкаю пальцами икру, поднимаясь выше, к чувствительному месту под коленкой, чтобы ненадолго задержаться на нём.

От взгляда Бастиана по венам бежит ток. Кровь шумит в ушах от понимания, что в его сознании сейчас только я.

Мысли о том, что я сошёл с ума, бьются на краю сознания, когда я отработанным движением расстёгиваю его ширинку и губами достаю оттуда член. Горячий и упругий. Никогда мне не доставляло такого удовольствия брать чужой член в рот. Я чувствую, как каждая клеточка тела Бастиана откликается на мои ласки. Вижу, как впиваются его пальцы в подлокотники, оставляя полукруглые бороздки на мягком дереве. Слышу, как Кларк продолжает рассказ, стараясь ничего не замечать.

Ласкаю языком ствол и вдыхаю знакомый запах сандала — у нас один на двоих шампунь. Лёгкие нотки мускуса исходят от мужского тела, весь день проторчавшего на жаре. И как никогда остро чувствую тело Бастиана в своих руках и его вкус у себя на языке.

Бастиан нетерпелив. Я улыбаюсь, понимая, что это я его довёл. А в следующее мгновение он притягивает меня к себе и принимается целовать, сводя на нет все усилия показать своё равнодушие для друзей.

«Идиот», — хочется сказать мне. Стоило ли устраивать представление для Кларка, чтобы так бездарно раскрыть свою роль…

Но, по большому счёту, мне уже всё равно. Я хочу только одного — попасть домой, где можно будет обнять его в ответ и раздавить в собственных руках.

Марк

Мы не остаёмся на ночь — кажется, и Кларк не настроен меня уговаривать. Поболтав ещё немного для порядка, отпрашиваюсь домой.

В такси, вопреки обыкновению, сажусь напротив Ксавьера и всю дорогу смотрю на него, не зная, как выразить в словах то, что прокручивается в голове. Ксавьер тоже смотрит на меня, но, похоже, думает о своём.

— Ты сказал, что главное — выжить, — ни с того ни с сего говорит он.

Хмурюсь, предчувствую непростой разговор, но отвечаю кивком.

— Допустим, ты заберёшь меня отсюда, и я выживу. А как же все те? — он кивает на окно, и я понимаю, что он имеет в виду.

Вздыхаю.

— А разве мы имеем право вмешиваться в жизнь других миров? Если они живут так — значит, у них есть на то причины.

— Ты правда веришь в то, что говоришь?

Пожимаю плечами.

— Меня так учили, — честно говорю я, — и я не вижу особых причин спорить с теми, кто меня учил. Они стараются помогать людям в меру своих сил, но не навязывать им свою этику, свой порядок жизни…

Ксавьер отворачивается к окну.

— Старый вопрос, — говорит он. — Но мы все кому-то что-то навязываем. Любые слова о невмешательстве — только попытка спрятать голову в песок.

— А слова о помощи — попытка навязать свой образ мысли. Ты прав, это абсолютно старый и неразрешимый спор. Что на тебя нашло?