Тринадцать

«Мне нужно уйти», – понимала Луна. Она вертелась из стороны в сторону. «Как мне выбраться отсюда?»

Затем, одно за другим, лица в зале начинали меняться. Глаза смеющихся расширялись. Выражения их лиц сменялись от восторженных до сбитых с толку, затем встревоженных и, наконец, поверженных в ужас.

Стоя под ярким светом софитов, Луна знала, что происходит.

Зрители не могли перестать смеяться. Как ни старались. Они не могли остановиться. И они никогда не остановятся. Они просто будут продолжать смеяться и смеяться.

Вечно.

А затем наступала худшая часть кошмара.

Смех становился всё громче, и Шутиха Динь-Динь улыбалась тонкогубой улыбкой и указывала своей палочкой на… Луну. Маленькая голова открывала рот и произносила своим приторно-сладким голоском: «Ты тоже должна смеяться».

«Нет», – думала Луна и пыталась бежать, но было ощущение, что её ноги приклеены к сцене.

Палочка приказывала ей:

«Смейся!»

И не желая того, девочка смеялась. Она разрывалась высоким, пронзительным смехом. Она пыталась сопротивляться. Она напрягалась и корчилась от усилий.

Но это не имело значения.

Её смех наполнял сцену.

«Это дурной сон, – убеждала себя Луна, – мне снится кошмар».

И девочка велела себе проснуться.

«Проснись! – мысленно взывала она к себе. – Проснись сейчас же!»

И Луна просыпалась. Всегда. Она просыпалась внезапно и резко садилась в постели.

Однако она продолжала смеяться в темноте.

Но, как и несколькими минутами ранее, меньше чем за секунду её смех менялся на высокий, непоколебимый крик.

* * *

Сейчас, сидя в постели, девочка успокаивала дыхание. Она считала до десяти.

– Шутиха Динь-Динь, – прошептала она, – ненастоящая.

Именно так она поборола Динь-Динь много лет назад, когда ей было семь лет. Так она победила. Луна повторяла эти слова снова и снова и убеждала себя.

«Ненастоящая. Ненастоящая. Ненастоящая».

На это ушли месяцы, но со временем кошмар стал проходить. Сначала он стал сниться ей через ночь. Потом раз в неделю. Потом пару раз в месяц. И, наконец, совсем перестал.

«Всё позади», – подумала однажды Луна.

И так и было… до этой минуты.

Сейчас, пять лет спустя, девочка пыталась успокоиться, пыталась угомонить биение в груди.

Потому что Шутиха Динь-Динь вернулась.

* * *

«Ненастоящая».

Луна прошептала себе это слово на следующее утро, входя в душ.

«Ненастоящая».

И она снова шептала это себе, когда стала сушить волосы феном.

Каждый раз, когда у неё в уме всплывала Динь-Динь, высоко задирающая колени в танце или улыбающаяся своей тонкогубой улыбкой, – когда Луна собирала рюкзак или садилась завтракать, или завязывала шнурки, – девочка сжимала челюсть и шептала это слово.

«Ненастоящая. Ненастоящая. Ненастоящая».

Ещё до того, как Луна ушла в школу, она уже чувствовала, что даёт Динь-Динь отпор.

Наверное, решила девочка, этот кошмар ей больше и не приснится. Это было всего один раз. Случайность.

А потом, когда её папа подъезжал к главному входу школы, она что-то увидела – вспышку жёлто-фиолетового в одном из школьных окон. Это был точно такой же жёлтый и фиолетовый, как клетчатый жилет, узкие трико и трёхконечная шляпа Динь-Динь.

«Нет», – пронеслось в голове Луны.

Она прижалась лбом к окну машины, но чем бы ни была эта жёлто-фиолетовая вспышка, она исчезла. В одну секунду она была там, а в следующую её уже не было.

Луна прикусила ноготь. «Эта вспышка, вероятно, была лишь отражением проезжающей машины или ребёнка на велосипеде, – говорила она себе. – Вот и всё».

Она открыла дверцу машины и вышла на тротуар.

«Это ерунда», – подумала она.

И всё же она видела это своими глазами – точно такой же жёлто-фиолетовый, как клетчатый жилет, узкие трико и трёхконечная шляпа Шутихи Динь-Динь.

– Ненастоящая, – прошептала Луна.

* * *

Через несколько минут девочка уже сидела в своём классе и слушала, как директор Ходжес озвучивает утренние объявления по системе громкой связи.

«Я могу победить, – уверяла себя Луна, пока директор Ходжес объявлял обеденное меню на день – начос и салаты от шеф-повара. – Я могу победить Динь-Динь».

Ведь она уже делала это раньше. Когда ей было всего семь лет.

Директор Ходжес откашлялся в потрескивающий громкоговоритель.

– В эту пятницу, – объявил он, – все ученики соберутся в актовом зале на особое мероприятие.

«Актовый зал», – подумала Луна.

– Мы посмотрим выступление, – продолжал директор Ходжес, – клоунессы, которая называет себя… – Он прервался, и Луна услышала, как он шуршит бумагами. – … А, вот оно. Клоунесса, которая зовётся Динь-Динь.

Во рту Луны всё пересохло.

«Клоунесса, называющая себя Динь-Динь».

«Нет, – ужаснулась девочка, – она ненастоящая».

Этому должно было быть объяснение.

«Наверное, на свете полно клоунов по имени Динь-Динь, – подумала Луна, – так же, как полно клоунов по имени Бим, Карандаш или Клёпа».

Точно, так и есть.

«Кроме того, – сказала она себе, – директор Ходжес назвал Динь-Динь клоунессой, а не шутихой, а клоуны и шуты – это разное». Луна взяла карандаш и забарабанила им по парте. Если бы клоунесса, которая пришла к ним в школу, была её Шутихой Динь-Динь, директор Ходжес употребил бы именно это слово.

Шутиха.

Не клоунесса.