Тринадцать этажей

– Что тебе нужно? Ты же должно чего-то хотеть. А может быть, Анди права. Ты не настоящее, это что-то у меня в голове заставляет тебя видеть, а в этом случае это можно как-то исправить. Лекарствами. Или в клинике, о которой говорила Анди… О господи, Анди! – Леон бессильно упал в кресло. В кабинете наступила тишина.

– Но если… если ты настоящее… и тебя больше никто не видит – теперь уже и Андреа, – это означает, что ты выбрало меня. Явилось по мою душу. Почему?

Леон знал ответ. Его взгляд скользнул по письменному столу. Свидетельские показания, отчеты, материалы расследования. Их было так много. Вот уже несколько дней он ни с кем не разговаривал, не отвечал на звонки и сообщения по электронной почте. Его выгонят с работы? Леон горько рассмеялся. Теперь уже слишком поздно. Он не тот, кого можно выгнать. Он стал другим.

– Это же бред! Я работаю над тем, чтобы все исправить. Мы очищаем реку, мы строим то, что предотвратит повторение подобного в будущем. Я еще не работал здесь, когда это произошло! Я в этом не виноват!

Толстая струйка гноя вытекла из-под покрытой серой плесенью штукатурки.

– Это несправедливо! Я этого не заслужил!

Леон крепче стиснул рукоятку молотка. Молоток все еще был закреплен ремешком в коробке с инструментом. Судя по всему, Леон им еще ни разу не пользовался.

– Убирайся! Дай мне оттереть тебя, иначе я сделаю так, чтобы не осталось никакой стены, где бы ты продолжало гнить!

Леон понятия не имел, сможет ли полностью разрушить стену одним молотком, но был готов попробовать. Если пятно просачивается изнутри, добраться до него можно только так.

– Это мой дом. Убирайся!

Пятно отказывалось.

Издав утробный клич, проникнутый яростью и отчаянием, Леон с разбега набросился на него, обрушив молоток в самую середину. Стена распалась подобно мокрой оберточной бумаге, провалившись внутрь с влажным шлепком. Через мгновение зловонная серая гниль хлынула волной из черной дыры, сбивая Леона с ног. Его затянуло вниз, швырнуло на пол, а он, отплевываясь, тщетно пытался подняться на ноги, поскальзываясь на покрытом липкой грязью полу, не в силах ухватиться за стол, чтобы обрести опору. Запах не был похож ни на что, с чем он когда-либо сталкивался. Это был запах смерти, разложения, запах тысячи ядовитых плесневых грибков, бездумно выброшенных в окружающий мир. Он лез Леону в рот, протискивался сквозь сжатые зубы, врывался в нос и горло, наполняя его, убивая, уничтожая своей жуткой отравой.

Затем, так же молниеносно, запах оставил его, отрыгнул себя из горла зловонным гейзером, и Леон остался лежать на боку, слабо отплевываясь. У него во рту было что-то, оставленное липкой мерзостью. Грязными, мокрыми пальцами Леон вытащил и развернул белоснежную открытку.

Прочитав ее, он понял, что нужно сделать, чтобы снова стать чистым.

– Разумеется, Тобиас, – пробормотал Леон, сидя на полу в своем пустом кабинете, покрытом слоем засохшей грязи. – Разумеется, я приду на твой званый ужин. Я глубоко признателен за приглашение. До скорой встречи.

Большая капля серой слизи сорвалась у него из носа и упала на листок плотной бумаги, на котором было напечатано приглашение. Она оставила знакомое пятно.

Десятый. Круглые сутки

Джейсон Браун.

Дебден, Чигуэлл-лейн, 6

Шаги Макса всегда звучали громко. Шел он по коридору или совершал обход, даже ступая по мягкому ковролину жилых секций, Джейсон неизменно слышал его приближение. Макс носил высокие ботинки из толстой черной кожи, тщательно начищенные, хотя от долгой носки они сияли уже не так, как прежде, а темно-красные шнурки издалека казались черными. Они добавляли еще полдюйма к его и без того внушительной фигуре и являлись единственной деталью его наряда, неизменно выглядящей безукоризненно. Джейсон как-то спросил у него, где можно достать такие же ботинки, но Макс лишь рассмеялся и покачал головой.

– О, можно купить похожие, это да, – сказал он. – Но не в точности такие же. Такие ботинки нужно заслужить.

Макс так и не объяснил, как «заслужил» свои ботинки, а просто продолжал начищать их до блеска.

Конечно, из всего этого вовсе не следовало, что внешне Макс был неопрятным. Его бледный скальп был покрыт коротко подстриженными волосами, за формой консьержа он следил. Но сорочка красноречиво свидетельствовала об отсутствии умения обращаться с утюгом, пивное брюшко напирало на пуговицы кителя, и ему никак не удавалось избавиться от последнего миллиметра щетины.