Тринадцать тысяч дней без солнца. Часть первая

– Почему мне никто не сообщил, Тань. Почему никто не сказал, когда она еще была в больнице. Когда ее можно было успеть увидеть, поговорить. Почему?

– Она сказала, ты обижена. Она сказала, ты не будешь с ней разговаривать.

– Господи, что за бред?

– Очень просила меня приехать к ней на двадцати пятилетие. Говорила: «До 26-то я не доживу».

– Да уж. Не дожила…

– Блядь. Жесть. Не верю. Моей сестры больше нет.

После похорон я поехала к Ольге, к подруге. У нас дети ходили в одну группу в саду. Снова пили водку. Я ревела. Как-то это все нигде не укладывалось. Особенно то, что я не успела с ней поговорить. Ольга не выдержала:

–Она же у тебя была веселая! Что ты ноешь? Ей бы не понравилось.

–И что? Веселиться будем?

–Ну, а почему нет-то? Повеселимся в память о твоей Ленке.

Мы повеселились. Наутро стало еще хуже. К тягостной тоске прибавилось похмелье. Очень долго я периодически видела Ленку в толпе. Конечно, при ближайшем рассмотрении, это оказывались другие девушки. Но мне упорно мерещилась она. Наверное, мне хотелось попросить прощения за то, что я так глупо обиделась за дурацкие леггинсы. Также Ленка приходила во снах. Она настойчиво звала меня с собой. Я думаю, что поверие про зовущих покойников образовалось не на пустом месте. Что-то в этом есть. Ленка не была хорошим человеком до той степени, чтобы не хотеть меня забрать с собой. Она вполне могла этого хотеть. Однажды, еще будучи живой, она хотела убить своего дядьку с целью завладеть его имуществом. Ленка предложила мне стать её подельницей в этом страшном и нелегком деле, я отказалась. Я против убийства в принципе. План Ленки меня ужаснул. Слава Богу, в жизнь она его не воплотила.

Во сне я доходила с ней до определенного уровня и останавливалась. Это был то какой-то поворот, то двери, то ещё что-то. Поняв, что я не уводимая, Ленка перестала мне сниться. Потом от неё был звонок. Звонок с того света, буквально. Но это совсем другая история.

Глава 3

Пока писала о Ленке, вспомнила одну нашу с ней общую историю. Которая явственно говорит о том, что изнасилована я могла быть не в одиннадцать лет, а в шесть примерно. А то и убита. Ну, и Ленка паровозом. И не дожила бы она даже до своих золотых двадцати пяти. Дело было в нашем почти обычном советском дворе. Почти, но не совсем обычном. В одной части нашего города, Нефтяниках, стояли коробки из пятиэтажных дворов. В другой части, именуемой центром, были красивые старые сталинские дома и прилегающие к ним дворики. А мы находились посреди города, и у нас был особый двор. Два кирпичных дома постройки начала двадцатого века. Самого начала, до революции ещё. Позади домов парк, а впереди небольшое пространство, в котором воткнули беседку и песочницу. Также был небольшой скверик, а уже за ним стояли ещё какие-то дома и гаражи. А между теми домами и гаражами проходила дорога, в одну сторону – к школе, а в другую – в сторону института и общежитий. И был на той дороге совершенно мрачный участок, безлюдный и страшный. По обеим сторонам кусты, а с одной стороны за кустами забор, за которым необитаемая часть территории, принадлежавшей телецентру. И телевышку было видно из-за кустов. Но людей за забором не бывало никогда. Когда мы уже ходили в школу – с утра идёшь, все вместе и не страшно. Также из школы. Но если опоздать к началу занятий, или раньше времени уйти из школы – даже в светлое время суток этот участок дороги всегда казался каким-то пустым, страшным, и цель была одна: проскочить его побыстрее. Проскочила – выдохнула – можно жить.