Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза

— Я все забываю у тебя спросить: а чем закончился тот суд? — поинтересовалась Оксана.

— Какой, Притула? Со мной сейчас судятся по трем материалам. И еще по одному я сужусь как истец.

— По погибшим омоновцам.

— А, этот… Он еще не закончился. Но там иск не против меня, а против «Ежедневной». Их юрист этим занимается.

Оксана обратила внимание, что Коля разговаривает с ней слегка покровительственно. Он изменился, да. Немного важничает. Небось, уже не считает ее настоящей журналисткой. Что это за журналист, которого не таскают по судам? Колю — таскали, и ему это льстило.

— Кстати, Притула, какая у вас в Беслане программа? Митинг, прессуха, что еще?

«Притула? Значит, он будет для нее Чумой, как раньше».

— Не знаю, Чума, все засекречено. Будет митинг в школе № 1. Выступит Букин. По-моему, даже прессуха не планируется. Туда — и сразу обратно. Дядя Степа сказал, что самолет там будет стоять часа три, постарайся успеть. А мне еще надо будет материал в контору перегнать, блин!

— В какой-какой школе митинг? Ты, я вижу, большой специалист. У них там две новые школы построили. Наверное, будет в той, что на улице Ленина. Ясно.

— Ну, я там не была. Честно говоря, совсем не тянет туда ехать. До дрожи в коленках. От одного слова «Беслан» мне становится хреново.

Оксана вдруг поняла еще одну причину, по которой она позвала в дорогу Чумакова. Ей страшно. Накануне ночью ей приснился поразительный сон. Большой зал, напоминающий переполненный зал аэропорта. На полу бок о бок, в тесноте сидят люди с детьми. И она среди них. Они — заложники. И вдруг женщина смотрит на нее — на нее! — с мольбой, показывает на младенца и говорит: «Можно я принесу воды? Он хочет пить». Почему спрашивают разрешения у нее? Боже, так это она держит их в заложниках! Она — шахидка?! Потом зал заволокло дымом, все побежали, а у нее маленькая, шкурная мысль: мне-то куда? Быстрее, быстрее, смешаться с толпой, спастись… Сновидение несколько раз возвращалось к этой точке: спастись… Она проснулась в полном ужасе от увиденного. Разве нормальному человеку может приглючить такое?

— Как ты думаешь, Чума, кому-нибудь из террористов удалось оттуда уйти?

Видимо, они заговорили слишком громко. Лицо оператора Усманова задвигалось под бейсболкой. Оксана приложила палец к губам: тсс! Чумаков разъяснил авторитетным шепотом:

— Я нашел свидетеля, который утверждает, что там было не меньше пятидесяти террористов. Убито тридцать с небольшим. Куда, по-твоему, делись остальные?

— Убежали?

Коля снисходительно усмехнулся. Оказывается, он написал добрый десяток расследований о событиях в Беслане. Там, по его словам, куда ни кинь — сплошные вопросы без ответов. Как бандиты проехали из Ингушетии в Осетию, миновав посты ГАИ? Сколько их было? Где взяли оружие и боеприпасы? Что стало причиной взрыва мины в спортзале, после которого разгорелся бой в школе? Известно, что главарь террористов, Полковник, приглашал на переговоры в школу четырех человек. Одного из них, президента Ингушетии, руководители штаба «не смогли найти». А ведь террористы, по данным Коли, обещали за каждого из этих четверых отпустить по 150 детей. Где же находился ингушский президент? Чумаков доверительно шепнул Оксане, что он как раз и занимается выяснением этого обстоятельства по заказу некоего сетевого СМИ…

— Постой. Ты хочешь сказать, что эти четверо должны были пойти к бандитам? Ты уверен? Я читала, их там собирались убить.

Коля пожал плечами. Материал у него давно сложился в голове. Террористы требуют ингушского президента. Обещают за него отпустить 150 детей. А того «не могут найти». Чумаков предполагал вволю поиздеваться над этой версией, вспомнить, как однажды президент Букин, когда его просили вмешаться в «дело Боровского», тоже «не смог дозвониться» до генерального прокурора. Власть опять поймана на лжи. Остальное совсем не по его части. Допустим, нашли бы главу Ингушетии, что дальше? Следовало ли ему идти в школу на верный расстрел? И привело ли бы это к освобождению 150 детей? А как быть с требованием террористов «вывести российские войска из Чечни»? На эти вопросы Чумаков отвечать не собирался. В конце концов, он же не специалист. Его задача — разоблачать официальную ложь. Коля вспомнил слышанное в университете:

— «Мы не врачи, мы боль». Кто это сказал? Чехов?

— Герцен. Чехов как раз был врачом.

Оксана размышляла: мы — боль… Они — боль… Все вокруг — боль… А кто же врачи? Он пишет статью за статьей о том, как не надо освобождать заложников, а как надо-то? Наверное, если напишет, как надо, его самого поднимут на смех.

— У тебя, Чума, довольно легкий хлеб, я смотрю.

— За этот легкий хлеб убивают, между прочим, — ответил Коля.