Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза

И тут произошло труднообъяснимое. Террорист почему-то оттолкнул от себя белую рыбу, свою единственную защиту. И в то же мгновение его тело задергалось, привалилось к ограде и застыло в неестественном изгибе. Девушка с истошным криком на четвереньках поползла вдоль ограды. И только тут трансляция прервалась. Весь эпизод длился полминуты, большинство телезрителей, наверное, не успели понять, что произошло на их глазах.

Владислав Владиславович понял главное: Егор только что сделал ему биографию. Президент России был готов рискнуть жизнью ради спасения обычной журналистки, захваченной бандитом. За такие жесты политикам прощают все. Он уйдет героем, победителем, а человек, которого он назначит преемником, будет автоматически вознесен к вершине власти. Однако Владислав Владиславович понял и другое: ему теперь предстоит жить с чужой биографией. Сумеет ли? Не в том даже дело, что это однажды вскроется, — сможет ли он себя уважать? Получается, пока Егор геройствовал в Беслане, он сидел тут и ждал, пока приедут большие дяди с автоматами и его освободят. Нет, он должен сделать себе резервную биографию, не менее героическую. «Ты, Егор, сделал биографию мне, а я сделаю ее тебе», — решился он.

— Мне нужно наедине переговорить с вашим генералом, — сказал он Николаю Николаевичу. — Я хочу сообщить ему чрезвычайно важную информацию. Лично ему. Пойдите и передайте.

Голос пленника прозвучал властно. Николай Николаевич не удивился, молча кивнул и поплелся к выходу. Ему стало совсем лихо. Если генерал согласится расставить нужные ему точки над «і», то оно и хорошо.

Букин усиленно соображал, каким образом он заставит Сутормина вывезти его отсюда. Прямо сейчас, еще до прибытия группы захвата.

* * *

Вскоре в комнату вошел генерал Сутормин. Он опять напомнил Букину моржа, вытащенного на сушу, — огромный, тяжело дышащий, на вывернутых ногах-ластах. Он был готов к отъезду, из-под расстегнутого пиджака виднелась кобура. Генерал держал в руке носовой платок, которым тер лоб, щеки, но капли пота все равно блестели на его багровом лице.

Заместителю директора ФСБ было за 60, давно пора на пенсию, и каждый год президентским решением ему продлевался срок службы. Он выглядел озабоченным, отрешенным и о чем-то напряженно размышляющим. Его размышления, несомненно, были связаны с тем, что он минуту назад увидел в телетрансляции из Беслана. Сутормину надо срочно на Лубянку, немедленно узнать, какие ветры дуют в связи с покушением на президента, подготовиться к вопросам, которые адресуют лично ему. А тут еще приходится валандаться с этим ничтожным Прониным. И сердце прихватило как назло. Проклятая духота.

Раздраженно спросил:

— Что вы хотели мне сказать?

Пленник разглядывал стоящего перед ним огромного, но рыхлого Сутормина. Он представил, как упадет эта туша. С грохотом и ревом, так что сбежится охрана. Этого нельзя было допустить.

— Михаил Васильевич… — начал он.

Глаза Сутормина мгновенно сузились. Он со злобным удивлением уставился на пленника. Владислав Владиславович совершил ошибку и тут же понял это. Пронину не полагалось знать настоящего имени Ивана Ивановича. Больше медлить было нельзя. Букин шагнул вперед и резко костяшками пальцев правой руки ударил генерала в горло, под кадык. Тут же он заломил хрипящему Сутормину руку, завалил его на пол, уперевшись коленом в бок. Толстяк только пыхтел и морщился от боли, не в силах кричать. Букин снял очки и приблизил свое лицо к лицу противника. «Узнаете, Михаил Васильевич?» Глаз Сутормина расширился и сделался диким. Ему, несомненно, показалось, что он сошел с ума. Президент России?! Здесь, откуда?! Что все это может означать?! Букин проговорил, держа руку противника на изломе: «Сейчас вы вывезете меня отсюда. Максимум, что я вам гарантирую, жизнь, свободу и отставку». Генерал закивал головой. Владислав Владиславович вытащил из его кобуры пистолет и ослабил хватку. Поднялся.

— Я… я ничего не понимаю, — хрипел Сутормин. — Почему вы? Как вы здесь? Мы проводили операцию…

— Все, все, пошли. Сейчас я не буду вам ничего объяснять. Жизнь, свобода и отставка. Поняли? Если что — стреляю без предупреждения.

Букин понимал, что в его распоряжении еще две-три минуты, после чего Сутормин наверняка придет в себя и попробует выкинуть какой-нибудь фокус.

Охранник, сидевший перед мониторами видеонаблюдения напротив комнаты гостя, увидел удивившую его картину. Из комнаты вышел генерал, но не один, а с гостем, который держал пиджак перекинутым через руку. Генерал сказал: «Мы уезжаем вместе». Они стали спускаться по винтовой лестнице, которая начиналась тут же, у двери. Иван Иванович передвигался с огромным трудом, с еще большим, чем обычно, к тому же он выглядел каким-то помятым, а левый рукав его пиджака был покрыт пылью. Охранник проводил их взглядом и побежал докладывать.