Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза

Когда на трибуне появился президент и заговорил, Зарема обернулась и посмотрела на оператора, как бы спрашивая: и что, я должна убить этих людей? Потом обернулась еще раз. Оператор повторял про себя: «Ну же, ну!» Этот человек называет их бандитами. «Ну!» Он говорит, что ни один «бандит» не ушел живым. А я? Я, который был там и делал видеосъемку? Он лжет. «Ну!» И тут президент заговорил о девушках-чеченках, отказавшихся выполнять приказ главаря, предпочтя смерть… Зарема обернулась к брату и чуть заметно покачала головой. Она стала потихоньку продвигаться к выходу. Значит, он должен сделать это сам, выбора у него не остается.

Оператор вытащил из кармана прибор и набрал на нем цифры: 1,0.9. Сейчас должен прогреметь взрыв. Но его не последовало. Он опять набрал код. Ничего. Радиосигналы глушат, понял оператор. Он швырнул прибор на землю, сбросил с плеча камеру и закричал:

— Врешь! Не все шахиды убиты! Здесь я! Я, Аслан! — он схватил за волосы стоявшую рядом с ним светловолосую девушку, прижал к себе и приставил к ее горлу стилет.

В первые мгновения никто ничего не понял.

— Ты что, спятил? Отпусти ее, — закричал Коля Чумаков, увидев искаженное от боли и ужаса лицо Оксаны. Он попытался схватить оператора за локоть, но тот коротким движением выбросил в его сторону руку со стилетом, и Коля рухнул на колени, хватаясь руками за горло. Сквозь его пальцы хлестала кровь.

Аслан, таща за собой Оксану, попятился, пока не прижался спиной к ограде.

— Трус! Иди сюда, президент! Иди, я отдам тебе ее! Ты ведь не дашь ей умереть?

— Я иду, Аслан, — неожиданно раздалось с трибуны. — Не убивай ее.

Охрана президента сработала автоматически. Черные чемоданчики, которые держали стоявшие на ступеньках трибуны двое парней, превратились в бронированные щиты. Несколько мощных мужчин с разных сторон бросились к оператору, расталкивая участников церемонии, из которых не все еще поняли, что случилось. Петрович обхватил подопечного руками, намереваясь увести, а может, унести его с трибуны в дверь. Но его смутил возглас Пронина и решительность, которая вдруг в нем проявилась. Георгий Васильевич вновь произнес:

— Я иду, Аслан.

Хватка Петровича ослабла. Его первая реакция была инстинктивной, направленной на то, что охраняемое лицо должно быть немедленно уведено с места происшествия, поскольку у террориста могли быть сообщники. Но сейчас Петрович чувствовал кожей: происходит нечто необычное, что нельзя было предусмотреть и нельзя пресекать в свете последних событий. «Не стрелять!» — крикнул он громовым голосом.

«А это было бы, пожалуй, выходом для Петровича на тот случай, если Букина не найдут, — мелькнуло в голове у Пронина. — Президента не похитили, он геройски погиб, спасая заложницу. Красиво…»

Георгий Васильевич сделал шаг к краю трибуны. Он не знал, позволят ли ему сделать следующий шаг в сторону преступника, но он был уверен, что поступает правильно, что иначе поступить не может. Моральное превосходство над бандитом — вот что нужно показать сейчас всему миру. Он был готов к этому с того момента, когда согласился участвовать в операции.

Глава четырнадцатая, в которой наносится сокрушительный удар по коррупции в одном из эшелонов власти

«Какая же мразь!»

Проснувшись 1 сентября и охарактеризовав таким образом своего сподвижника, Владислав Владиславович Букин несколько секунд оценивал обстановку, что в переводе на гражданский язык означало: приходил в себя. Комнату он успел осмотреть еще перед сном. Она напоминала небольшой номер гостиницы экономического класса. Справа от его кровати, под рукой — столик с двумя креслами, дальше — телевизор, на противоположной стене — плотно занавешенное окно. Освещение в комнате создавало бра, горевшее в изголовье кровати. На столике стоял поднос с чашкой кофе и печеньем. Кофе был горячим, значит, поднос внесли только что. Внесли и зажгли бра, от этого он проснулся.

Однако сколько же времени? Владислав Владиславович взял часы со столика. Без четверти час! Не подмешал ли ему пучеглазый чего-нибудь в кофе во время их беседы? Однако к кофе он не прикоснулся, как и к коньяку. И состояние бодрое, не сказать, что принимал снотворное. Поздно заснул — в седьмом часу утра, в этом все дело. Стало быть, у них до сих пор нет новостей. А остановились они на том, что вот-вот должны доставить ноутбук из пронинской квартиры. А ее ведь обворовали! Ситуация…