Пленник оделся, не забыв водрузить на нос очки, подошел к окну и раздвинул шторы. В первое мгновение ему показалось, что он находится на борту теплохода. Окно имело форму большого иллюминатора. За ним простиралась бескрайняя водная гладь. Снизу вода, сверху небо цвета воды, чуть светлее; две свинцовые стихии сходились вдали, образуя едва заметную линию горизонта. Букин вдруг понял, где он находится. Минут двадцать от города, поворот, подъем, немного по песочку, проселочная дорога — и вид, прекрасно ему знакомый. Это берег Сестрорецкого разлива. Какой-то из новых особняков, выросших у воды. Одно из самых красивых мест близ Питера. Километрах в двух-трех отсюда, если напрямик, находится знаменитый шалаш, в котором будущий хозяин Российской державы (его далекий предшественник) Ленин в 1917 году, перед революцией, скрывался от Временного правительства и писал свои огнедышащие работы. Живописное подобрал место. Ленинский музей после распада коммунистической державы сохранился и даже был отреставрирован, став музеем революции. А совсем рядом, в нескольких сотнях метров отсюда по суше, находится самый, наверное, забавный мемориал в России. Он представляет собой обыкновенный сарай под стеклянным колпаком. Даже не сарай, а его муляж, поскольку оригинал давно сгнил. Считается, что в таком сарае вождь провел ночь перед тем, как рабочий-большевик Емельянов отвез его на лодке в укрытие. По этому самому Сестрорецкому разливу.
Скоро здесь будет еще один мемориал, эпохи дикого капитализма — «В этом доме выколачивали деньги из президента Российской Федерации В. В. Букина», усмехнулся пленник.
Владислав Владиславович включил телевизор и нажал на пульте управления кнопку «1». На экране плясали какие-то мужики, переодетые тетками. Он нажал кнопку «2» — на экране плясали они же. Страна жила нормальной жизнью. Пусть будет первый канал. Наконец, внизу экрана появилась бегущая строка: «Изменение в программе. В 13.00 — прямое включение из Северной Осетии, со встречи президента РФ В. В. Букина со школьниками г. Беслана». Через шесть минут начнется.
Дверь отворилась без стука. В комнату зашел человек в форме охранника, а за ним — ночной собеседник Букина. Выглядел Николай Николаевич неважнецки: помятое землистое лицо, воспаленные, еще более выпученные глаза; человек либо не спал, либо… Второе «либо» оказалось ближе к истине. После окончания их вчерашней беседы в четвертом часу утра он, несомненно,
Действительно, за окнами стояла непривычная для первого дня осени духота.
Утром они с генералом успели обсудить план закрепления достигнутых накануне успехов. В понедельник Георгий Васильевич переведет первый транш с кипрского офшора на указанный ему счет. Для него придумают легенду — почему он вдруг уехал из Питера на несколько дней и не выходил на связь. Он сделает звонки своим коллегам — все в порядке, скоро вернусь. Сам придумает, какие дела его забросили, скажем, в Москву. Отпустят ли Пронина сразу в понедельник? Может быть. Дальнейшее Николая Николаевича уже не касается. Но как умный человек он понимал, что нефтяник Перетолчин в этой схеме становится лишним. Что конкретно случится с нефтяником — инфаркт, инсульт, приступ астмы или что-то иное — не его ума дело, людям с таким букетом заболеваний вредно заниматься столь серьезным бизнесом. А у Николая Николаевича скоро тоже будет своя дача, у воды. Не такая шикарная, зато с исправными кондиционерами.
В 13.30 генералу Сутормину надлежало убыть в Москву: вечером в Кремле президент проводит совещание с силовиками. До его отъезда надо расставить все точки над «і», закрепить результаты вчерашнего разговора. От Пронина требуется искренне сотрудничать с представителями государства и не слишком привередничать при обсуждении условий. Если обманет… Тут генерал развел руками, словно говоря: мы и так много сделали для спасения этого парня, пусть пеняет на себя. «Пойди, еще попрессуй его. И компьютер покажи. Пусть знает, что он с потрохами у нас в руках». Поэтому, войдя в комнату к пленнику с пакетом, Николай Николаевич выждал паузу и показал, что он принес:
Привезли, Георгий Васильевич.
Узнаете?
— А откуда он? Вы же говорили, что мою квартиру ограбили?