- С прискорбием, до свидания. Пухом могила вашему племянничку, мадам.
В это время перед столиком уселся еще один претендент на дешевую могилу длинный, жилистый старик с холеным лицом, чисто выбритым и зашпаклеванным пудрой. На коленях он держал авоську, туго набитую рваными клочьями черного пальто.
- Чего изволите? - обратился Цаплин.
- Я управляющий барона Брюнтера-Грюнтера, пан Спичка, - начал старик, зашпаклеванный пудрой. - Точнее, покойного барона.
- Его длина, ширина? - без лишних расспросов сразу же начал заполнять бланк Цаплин.
- Тонкий, не слишком высокий. Аршина два с половиной, не более. Но, видите ли...
- Все видим, уважаемый, все понимаем. Он у вас убит, повешен, пристукнут или собственной смертью?
- Ни то, ни другое и ни третье.
- Простите, не понимаю.
- Дозвольте - объясню?
- Сделайте одолжение.
- С бароном произошла неслыханная, невероятная трагедия. Он погиб страшной, мучительной смертью.
- И какой же, осмелюсь вас спросить?
- Его, несчастного, заели кошки и собаки.
- Кошки и собаки? Да что вы говорите?! Это неслыханно. Ну, я понимаю - на барона напали волки, на худой конец голодные лисицы, но чтоб кошки...
- Да, но, к сожалению, это так, - вздохнул пан Спичка. - Его именно загрызли эти мерзкие кошки и собаки. Цаплин весь подался вперед:
- И как же... как же это они его? При каких обстоятельствах случилась эта страшная трагедия?
- Видите ли, господин начальник, этой трагедии могло и не быть, если бы покойный барон не был таким упрямым. К тому ж еще и склероз. В последнее время барон часто забывался. То оставит в туалете подтяжку, то спутает декабрь с маем и выбежит на улицу, как малое дитя, раздетым... Но это к слову, так сказать, пролог к трагедии, а все началось с налога. По приезде в свое новое имение вздумалось барону собрать налог за кошек и собак. Пятнадцать рублей за кошку и двадцать пять - за собаку, а денег у жителей нет. А возможно, и саботажничали, не платили. И тогда барон приказал конфисковать у неплательщиков всех кошек и собак и не возвращать их до тех пор, пока не принесут налог. И вот в один прекрасный день на дворе барона появилось ни много ни мало, а триста двадцать кошек и четыреста семьдесят пять собак! Поднялся невообразимый лай и мяв. Собаки кинулись на кошек, кошки - на собак. Я заткнул уши ватой, упал на колени перед бароном: "Ваше благородие! Опомнитесь. Что вы делаете? Выпустите эту свору. Они погубят нас. Мы все сойдем с ума". Но где там. Барон и слушать не стал. Деньги занимали его. По пятнадцать рублей с кошки и двадцать пять с собаки. Он ждал плату два дня, три... а на четвертый, забыв, что во дворе доведенная до озверения свора, барон вышел на крыльцо - и конец. Царство ему небесное! Даже костей не собрали. Остались только вот клочья от пальто.
- Да-а, - произнес Цаплин. - Вот это история! Из всех историй - история.
- Ах, и не говорите! Грустнее и глупее и быть не может. Принес вот клочья. Нельзя ли их отпеть? Вместо барона.
- Какой веры был ваш барон?
- Католической. С давних лет католик. Цаплин развел руками:
- С радостью бы отпели, но увы! У нас православный священник. Низко кланяюсь.
Пан Спичка, бережно неся останки пальто, вышел. Цаплин позвонил Гуляйбабке:
- Имею честь сообщить вам "горькую" новость: голодными кошками и собаками съеден его превосходительство барон Грюнтер-Брюнтер.
14. НОЧНЫЕ ТАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ, ИЛИ КАК ГУЛЯЙБАБКА ЗАКАЛЯЛ ПОЛИЦАЕВ
Мороз не играет в политику. Бродяга мороз нейтрален. Какое ему дело до того, что в снегах под Москвой замерзает по-летнему одетая армия фюрера, что каким-то курсантам-полицаям надо выходить в тонких шинелишках и хромовых сапогах в чистое поле на тактическое занятие. Он крепчает - и баста. Трещит в заборах, стенах домов - и крышка. А ночью под святую Николу так завернул, что окна гостиницы, где жил Гуляйбабка, покрылись вязью толщиной в палец.
С трудом отдышав на стекле дырку, Гуляйбабка глянул на улицу и присвистнул:
- Э-э! Да сегодня, поди, градусов под тридцать.
- Возьмите, сударь, побольше. Воробей мерзнет на лету, - сказал Прохор, одетый по-дорожному - в армяк с капюшоном. - Возок еле отодрал. Как электросваркой прихватило. Боюсь, как бы вас в полушубке не продуло.
- Не забывайте, Прохор Силыч, что солдат без закалки равен курице в мороз. Потерпим. Ради побед доблестной полиции все перенесем. Крепкий мороз мне как раз и нужен. Я, как невесту, его ждал.
Прохор, кряхтя, натянул овчинные рукавицы:
- Значит, едем все ж?
- Да, поехали.