Читаем Тринадцатый апостол полностью

По небутучи бегают,дождямисумрак сжат,под староютелегоюрабочие лежат.И слышитшепот гордыйводаи поди над:«Через четырегодаздесьбудетгород-сад!»Темно свинцовоночие,и дождиктолст, как жгут,сидятв грязирабочие,сидят,лучину жгут.Сливеютгубыс холода,но губышепчут в лад:«Через четырегодаздесьбудетгород-сад!»Свелапромозглостькорчею —неважныймокруют,сидятвпотьмахрабочие,подмокшийхлебжуют.Но шепотгромче голода —он кроеткапельспад:«Через четырегодаздесьбудетгород-сад!……………………….Я знаю —городбудет,я знаю —садуцвесть,когдатакие людив странев советскойесть! (10: 128–131)

Ритм этого двухголосия – строители и поэт – согласный, учащенный перестук сердец, прерывистое дыхание, удары молота по наковальне. А Маяковский вместе с рабочими под старою телегою, под дождем жует подмокший хлеб. Нет, уважаемый Бронислав Горб, Маяковский не шут революции, как Вы утверждаете[101], он певец поколения рабочих, вскормленных энтузиазмом, упорством, выдержкой, надеждой и верой Октября.

Там,за горами горя,солнечный край непочатый.За голод,за мора морешаг миллионный печатай! (2: 24)

Прославляя героев Кузнецкстроя, поэт не забывал и о перерожденцах вроде Присыпкина – Пьера Скрипкина, и в том же 1929 г. написал сатирическую пьесу «Клоп» о расколе в рабочем классе, учиненном нэпом. Маяковский не был существом одномерным. «Комок сердечный разросся громадой: / громада любовь, / громада ненависть». Рабочих он почитал и любил неизменно. Маяковский возвел поэтический памятник рабочим Курска, добывшим первую руду:

Я о тех,кто не слыхалпро грековв драках,ктоне читалпро Муциев Сцевол,кто не знает,чем замечательны Гракхи, —кто просто работает —грядущего вол.…………………………………И когдаказалось —правь надеждам тризну,из-под Курскапрямо в наснастоящеюземной любовью брызнулбудущегоприоткрытый глаз.Пустьразводятскептикиунынье сычье:нынче, мол, не взятьи далеко лежит.Если бкоммунизмужитьосталосьтолько нынче,мывообще быперестали жить. (5: 151, 152, 159)

Марина Цветаева постигла: «Лицом Маяковского пролетариат мог бы чеканить свои монеты».

<p>Часть девятая</p><p>Герои и жертвы революции</p><p>Параграф первый</p><p>Феликс Дзержинский</p>

Сколько было у Ленина соратников по революции и гражданской войне: и Троцкий, и Сталин, и Бухарин, и Зиновьев, и Каменев, и Орджоникидзе, и Киров, и Куйбышев, и Ворошилов с Буденным, и Богданов, и Луначарский, и Рыков и много других, помельче. Ни о ком из вождей и «вождят» Маяковский не писал, не прославлял. Кроме одного – Феликса Эдмундовича Дзержинского. Никто для него не был примером истинного коммуниста, рыцарем справедливости без страха и упрека – только Дзержинский. Маяковский проходит вдоль Кремлевской стены, в которой замурованы урны с прахом революционеров:

Кто костьми,кто пепломстенам под стопуулеглись…А тои пепла нет.От трудов,от каторги от пуль,и никтопочти —от долгих лет.

Поклонился мысленно праху Красина, потом – Войкова:

За нимпредо мнойна мгновенье короткоетакой,с какимпортретами сжились, —в шинели измятой,с острой бородкой,прошелчеловек,железен и жилист. (8: 318, 319)

Да, это Дзержинский. Главный чекист революции. Гроза контрреволюционеров, мародеров, шкурников, предателей. Суровый, бесстрашный и неумолимый к врагам. Скольких он приговорил к расстрелу и скольких невинных погубил в ослеплении классовой ненависти. А Маяковский именно ему призывает подражать молодежь:

Юноше,обдумывающемужитье,решающему —сделать бы жизнь с кого,скажуне задумываясь —«Делай еес товарищаДзержинского». (8: 319)
Перейти на страницу:

Похожие книги

Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение
Поэтика за чайным столом и другие разборы
Поэтика за чайным столом и другие разборы

Книга представляет собой сборник работ известного российско-американского филолога Александра Жолковского — в основном новейших, с добавлением некоторых давно не перепечатывавшихся. Четыре десятка статей разбиты на пять разделов, посвященных стихам Пастернака; русской поэзии XIX–XX веков (Пушкин, Прутков, Ходасевич, Хармс, Ахматова, Кушнер, Бородицкая); русской и отчасти зарубежной прозе (Достоевский, Толстой, Стендаль, Мопассан, Готорн, Э. По, С. Цвейг, Зощенко, Евг. Гинзбург, Искандер, Аксенов); характерным литературным топосам (мотиву сна в дистопических романах, мотиву каталогов — от Гомера и Библии до советской и постсоветской поэзии и прозы, мотиву тщетности усилий и ряду других); разного рода малым формам (предсмертным словам Чехова, современным анекдотам, рекламному постеру, архитектурному дизайну). Книга снабжена указателем имен и списком литературы.

Александр Константинович Жолковский

Литературоведение / Образование и наука