Тринадцатый апостол

Строго говоря, лишь пятилетие (1917–1922 гг.) можно считать советской эпохой, т. е. пятилетие, когда революция еще не выдохлась (а более пяти лет ни одна революция не продолжалась – не только русская, но и французская, и голландская, и английская, и американская), но даже и в эти годы к ее победам в гражданской войне, к громадью ее планов поэт относился настороженно, с недоверием, критически. И почему вообще в качестве критерия творчества Маяковского следует брать первое пятилетие Советской власти? Как революционный поэт-новатор Маяковский выступил в 1912 г. – тогда революция фактически уже началась. За десять лет он создал стихотворения и поэмы, не уступающие пореволюционным. То, чем гордятся сегодня Европа и Соединенные Штаты Америки – высоким личным уровнем потребления, – стало вожделением «демократической» интеллигенции России, пробравшейся в начальники над рабочими. После введения нэпа коммунизм обступило мещанство. Коммунистическая партия стала партией мещан, с мещанским кругозором партийцев и мещанским образом жизни их и их семей. Ужас состоял в том, что все этот выдавалось за коммунизм и совершалось на фоне редких перемен, которые иначе, чем социалистическими, не назовешь. В сходной ситуации в Италии ХМ в. оказался Данте, расселивший многих своих еще здравствующих недоброжелателей в Аду и Чистилище. Данте было невмоготу жить в обществе, которое отвернулось от идеалов Библии, а после надругалось над ними. А Маяковский усомнился в скором достижении целей истории, т. е. в том, что человечество хочет и может подняться в наджитейские сферы духа.

Социокультурная эволюция ныне продвигается к своему завершению, стремясь навязать стандарты «потребительского общества» всему миру. Не на то надеялся Данте, не о том тосковал Маяковский. В «потребительском обществе» нет места Любви, на которой держится мироздание. Любовь была сердцем творчества и жизни двух этих поэтов. Потребность любить – безгранична, потребность быть любимым – неодолима. А с ума сводящее несчастье безответной Любви – это не частность биографии Маяковского, это содержание его жизни, вобравшей в себя всю земную и всю космическую трагедию отвергнутости. Маяковский походил на бумажного солдатика Булата Окуджавы, того самого, который хотел переделать мир, чтоб был счастливым каждый.

Часть десятая Лениниана Маяковского

От нее никуда не деться – она была. Искренняя. Правдивая. Воспевающая и Несогласная.

Параграф первый Единомышленник

До революции поэт страдал от духовного одиночества. И когда отчаяние одиночества стало вить из его души удавки, из Циммервальда раздался гневный протест против войны, который перетасовал карты воюющих держав. То был голос Ленина. За одно это выступление Маяковский прощал Ленину все его ошибочные, с его точки зрения, решения и даже его жесткость, обернувшуюся жестокостью после Октября. То была любовь с первого взгляда, но (как это позже выяснилось) без взаимности, впрочем, как и его любовь к женщине. Какая отвага мысли, какое бесстрашие, какая ясная и благородная цель! – думал Маяковский о Ленине. И хотя поэт попытается принизить единицу, действующую независимо от массы («голос единицы тоньше писка»), речь Владимира Ильича в Циммервальде (когда все социалистические партии проголосовали за войну, за ее продолжение до победного конца) подняла единицу, личность Ленина над массами, над миллионами во всех странах Европы и России. «Нет людей», – говорил Маяковский. Оказалось, есть, по крайней мере одна свободная личность, отважившаяся выступить против всех воюющих государств. Мог ли Маяковский, искавший хоть одного Человека, после услышанного не потянуться к Ленину.

Глоткой орудий,
шипевших и вывших,
друг другу
страны
орут —
на колени!
Додрались,
и вот
никаких победивших —
один победил
товарищ Ленин (6: 273)

Когда «пройдут года сегодняшних тягот»

И оттуда,
на дни
оглядываясь эти,
голову
Ленина
взвидишь сперва.
Это
от рабства
десяти тысячелетий
к векам
коммуны
сияющий перевал. (6: 280)