Читаем Тринадцатый апостол полностью

В «Человеке», как никаком другом произведении Маяковского, изображена трагедия человека как результат противоречия между его божественной сущностью и враждебными ей условиями существования. Господство в обществе денег доводит отчуждение человека от его сущности до крайних пределов. Эта коллизия в равной мере исследуется и Христом, и Марксом с той разницей, что отчуждение, по Христу, окончательно может быть «снято» в ином, божественном мире, а по Марксу, в земном – коммунистической революцией и последующим многовековым созданием коммунистического общества. Это, я уверен, объясняет, почему Маяковский так радостно принял революцию 1917 г. Он надеялся, что если не бегство на небеса, то, может быть, революция положит конец неизбывной трагедии человеческого существования. Так думал не он один, но и, представьте себе, иные богословы.

Выступая против славянофилов и почвенников, крупнейший русский богослов, священник Сергей Булгаков порицал их за то, что они жили прошлым, если только не в прошлом. Их истина была в том, что прошлое есть настоящее. «Се Аз творю все новое», – цитирует о. Булгаков Библию. И продолжает: «К этому новому рвалась и рвется, его знает душа. И это – религиозно-революционное, апокалиптическое ощущение “прерывности” (о чем любил философствовать рано ушедший друг наш В.Ф. Эрн) – роднит меня неразрывно с революцией: даже horribile dictu с русским большевизмом. Отрицая всеми силами души революционность как мировоззрение и программу, я остаюсь и, вероятно, навсегда останусь “революционером” в смысле мироощущения (да разве такими “революционерами” не были первохристиане, ожидавшие скорого мирового пожара)»[104].

Что же удивляться тому, что Маяковский был и христианином, и революционером?!

Кто же такой революционер? Что представляет из себя революционный характер? Научный и наиболее исчерпывающий и убедительный ответ на эти вопросы дает крупный американский мыслитель, основатель неофрейдизма Эрих Фромм. Миновать его ответ в книге о Маяковском означало бы предоставить недоброжелателям Маяковского (для которых само понятие «революционный» равносильно понятиям «антихристианский», «насильственный», «террористический», «вандальский») продолжать свои поношения великого поэта и даже отказывать в художественной ценности его творениям. Итак, что говорит Эрих Фромм о революционном характере?

«Наиболее фундаментальной чертой революционного характера является то, что он н е з а в и с и м – что он свободен… Революционный характер мыслит и чувствует таким способом, который можно было бы назвать “критическим настроем” – в критическом ключе, если применить музыкальный термин. Латинский девиз “De omnibus est deubitandun» (Сомневайся во всем) составляет очень важную часть его отношения к миру. Этот критический дух не имеет ничего общего с цинизмом, это проникновение в реальность вместо принятия фикций, часто подменяющих собой реальность.

Нереволюционный характер охотно принимает на веру все, что провозглашается большинством. Человек критического склада реагирует прямо противоположным образом. Особенно критично он воспринимает суждения большинства, если это большинство рыночной площади или облеченное властью. Конечно, если бы многие люди были истинными христианами, каковыми они себя объявляют, им также был бы присущ подобный взгляд на вещи, потому что, безусловно, критический подход к принятым стандартам проповедовал и Христос. Подобный критический дух мы видим также и у Сократа. Это был дух пророков и многих людей, которым мы ныне поклоняемся тем или иным образом. Только мы начинаем поклоняться им через много лет после их смерти – тогда это безопасно. В дополнение к критическому духу революционный характер проявляется в особом отношении к власти. Это не мечтатель, не знающий того, что власть может лишить жизни, принудить и даже совратить человека. Он относится к власти по-иному. Для него власть никогда не является святыней и никогда не олицетворяет истины, морали, добра.

Революционный характер способен сказать “нет” или, иными словами, он способен на неповиновение. Для революционного характера неповиновение может служить примером добродетели. Примеров таких не мало: Будда, пророки, Иисус, Исаия, Джордано Бруно, Майстер Экхарт, Галилео, Маркс и Энгельс, Эйнштейн, Швейцер, Рассел. Революционер – это человек, который освободился от уз крови и почвы, от отца и матери, от особой лояльности по отношению к определенному государству, классу, партии, религии. Революционный характер – гуманист в том смысле, что ощущает в себе все человеческое и ничто человеческое ему не чуждо. Он любит и почитает жизнь. Он скептик и человек веры»[105]. Так ведь все, что сказал Фромм о революционном характере, об истинном христианине и даже о самом Христе как революционере, справедливо и по отношению к Его апостолам, и, стало быть, Маяковскому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение
Поэтика за чайным столом и другие разборы
Поэтика за чайным столом и другие разборы

Книга представляет собой сборник работ известного российско-американского филолога Александра Жолковского — в основном новейших, с добавлением некоторых давно не перепечатывавшихся. Четыре десятка статей разбиты на пять разделов, посвященных стихам Пастернака; русской поэзии XIX–XX веков (Пушкин, Прутков, Ходасевич, Хармс, Ахматова, Кушнер, Бородицкая); русской и отчасти зарубежной прозе (Достоевский, Толстой, Стендаль, Мопассан, Готорн, Э. По, С. Цвейг, Зощенко, Евг. Гинзбург, Искандер, Аксенов); характерным литературным топосам (мотиву сна в дистопических романах, мотиву каталогов — от Гомера и Библии до советской и постсоветской поэзии и прозы, мотиву тщетности усилий и ряду других); разного рода малым формам (предсмертным словам Чехова, современным анекдотам, рекламному постеру, архитектурному дизайну). Книга снабжена указателем имен и списком литературы.

Александр Константинович Жолковский

Литературоведение / Образование и наука