Тринадцатый бог. История одного Зла

— Мне? — женщина резко поднялась со стула и, отойдя к окну, скрестила руки на груди. — К чему мне ваши обещания? Говорите о них принцу, своему королю. А я — лишь песчинка. Семечка в жерновах.

— Вы столько испытали, но нашли силы и терпение помочь мне. Поверьте, я прекрасно понимаю, что вам больше хотелось меня убить, нежели вылечить. Я привык к подобному отношению и прекрасно его чувствую.

— Привыкли? Ради богов! Вы — маг, королевский чародел. Перед вами склоняются по щелчку пальцев, даже этот ваш… король, — титул она произнесла с таким отвращением, как если бы грязно выбранилась.

Фирмоса этот выпад позабавил.

— Вы, кажется, преувеличиваете роль мага в государстве, — заметил он.

— А вы, кажется, зря сетуете на свою горькую судьбу. Вы шли сюда по доброй воле.

— Ну да, — усмехнулся Фирмос. — Больно мне оно надо было, слезать со своих лавров и переться в земли, где нет еды, вина и женщин.

— Моя надежда на вас тает с каждым вашим словом.

— Так за надеждой я сюда и шёл. Ну и ещё одним глазком посмотреть на тринадцатого бога. Скажу честно, он меня не впечатлил. Зануда, каких поискать. По-моему, боги такими не бывают.

Сиделка подошла к столу и снова стала перебирать склянки, просматривая их содержимое на свет.

— Все же решили меня отравить? — полюбопытствовал Фирмос.

— Ещё нет. Думаю, не перепутала ли порошки. Вы несете сущую околесицу.

— Это мое обычное состояние.

— О. Приму во внимание. Сейчас принесу вам ужин.

Женщина развернулась так резко, что капюшон едва не слетел с ее черепа, и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Фирмос закинул руки за голову и, недовольно поджав губы, уставился на облезлый балдахин.

Королевскому чароделу вечно не везло с сиделками. После ранения в битве за Северный форт, когда Коинт привёз мага в замок, королева-мать приставила к нему древнюю служительницу Девы необъятных размеров и сварливого характера. Старая грымза чуть не свела его в могилу своим нравоучениями. Теперь же ему досталась костлявая, холодная дева, живущая в своей трагедии долгие лета. Конечно, в ее мрачности и отрешенности нет ничего удивительного, ведь ей столько пришлось пережить, но даже у её принца осталось отощавшее чувство юмора.

И почему женщины всегда пытаются страдать больше мужчин?

Фирмос бы с удовольствием поднял настроение своей новой знакомой, если бы она позволила. Да только кто поднимет настроение ему, особенно перед тем, как он увидит хмурую рожу Коинта и унылую физиономию донны Патриции, которые снова спихнут на него все свои проблемы? Ну да, магия же всесильна.

Когда женщина вернулась, Фирмос все еще глазел в потолок. Сиделка поставила миску с едой на столик и приказала:

— Ешьте.

Фирмос перевёл взгляд на женщину.

— Расскажите мне ещё кое-что.

— Что именно? — та присела на краешек стула и сложила руки на коленях.

— Среди вас есть призраки. Они изначально были такими? То есть не скелетами, как все остальные, а именно фантомами.

— Изначально. Но их очень мало. И им повезло.

— Почему? — Фирмос с этим заключением был не согласен, но снова решил промолчать.

— Они остались похожими на самих себя, — женщина подняла руку и палец за пальцем стянула перчатку. Сжала кости в кулак и снова распрямила. — Кажется, даже чувствуют больше нашего. Мы же… Мы не чувствуем ровным счетом ничего. А когда отмирают чувства — и душа каменеет.

— Дайте руку, — Фирмос протянул собеседнице свою.

— Зачем? — женщина прижала костлявую кисть к груди, как будто чародел мог её отобрать.

— Хочу вам кое-что показать.

Сиделка замешкалась, но руку все же протянула. Фирмос посмотрел на белые кости на своей ладони и, вздохнув, начал колдовать. Конечно, сейчас он был слаб и, забирая силу из потоков, рисковал сильно, но горькая тоска, тягостная обреченность в голосе собеседницы требовали участия, доказательства, что все поправимо, что борьба возможна.

Нет. Обязательна.

— Что вы…

— Тише, — строго оборвал женщину Фирмос.

— Боги, — едва слышно прошептала она, наблюдая за тем, как костлявая кисть, начиная от кончиков пальцев, обрастает плотью и кожей. Словно они были не видны до сего времени и вот, под воздействием магии проявились.

— Это иллюзия, — сжимая её пальцы и не сводя с них глаз, произнёс маг. — Видите? Я снимаю иллюзию, и вы становитесь собой. Проклятье сильно, из-за него вы выглядите, как скелет, ничего не чувствуете, не ощущаете. Как и я, касаясь вас, чувствую только холодные кости. Но ваша плоть, ваша кровь, кожа, тело… Живое, сильное, здоровое тело, оно сокрыто. Не исковеркано, не изранено, но для всех, и вас в том числе, выглядит и ощущается иначе. Вы — это вы. До сих пор. Вы же можете говорить, но разве у вас есть язык и горло? Есть, только мы этого не видим. Вы понимаете меня? Тело живо. Не спешите хоронить душу.

Фирмос, глубоко вздохнув, осторожно погладил пальцами нежную кожу ладони своей сиделки. Ручка была маленькой, аккуратно, девичьей.

— Теперь вы верите, что все поправимо? — хрипло спросил маг.

Он балансировал где-то на краю сознания. Сила, питавшая его, снова вздыбилась и потянула во тьму. Он закрыл глаза и не без труда открыл их снова.