— Да. Попугай из того зоомагазина.
— А правда, что «Каблучок» моей сестре принадлежит?
— Правда. Всё уже знаешь. Давай, ешь перец фаршированный со сметаной, остынет, не так вкусно будет.
— Не хочу.
— Могу яичницу с сосиской пожарить.
— Фу! Ненавижу. Целый год одну яичницу ела, видеть яйца не могу.
— Тогда пей чай.
— А кто такой Борис Борисович?
— Бурундуков? Он преподавал нам в школе математику. Им все восхищаются, как педагогом и как человеком. Все его ученики поступили в МГУ и до сих пор обращаются за советами. Когда мой папка был жив, они с Борис Борисычем дружили. Даже общую пасеку держали. А сейчас у Бориса Борисыча ульи дома стоят на подоконниках. Два в комнате, и один на кухне.
— Расскажи о вашей знаменитости, Серёже Гаврилове.
— Серёга? Его ещё называют Самоделкиным. Он всем бесплатно чинит бытовую технику. Чего о нём рассказывать? В детстве, если верить ему, снимался в «Ералаше». Он и сейчас в кино в массовых сценах принимает участие, любит кинематограф. Матушка его была первоклассным маляром. И сам он ПТУ по этому профилю закончил. С малых лет помогал родителям квартиры ремонтировать, затем, когда у него отец умер молодым, всего тридцать шесть лет было, у Серёги с головой что-то случилось. В психиатрической больнице лечился. А тётка у него работала помощницей у второго секретаря нашего райкома. Выхлопотала ему отдельную однокомнатную квартиру.
— Не может быть.
— Может. Её шеф, уходя на повышение, дал ей одной двухкомнатную в нашем дворе. Она Сережу — к нам, а сама в его однокомнатную. Так он у нас и появился. Живёт, как барин, один в двух комнатах. На зиму каждой осенью запасается борщевой заправкой. Банок сто трехлитровых заготавливает. Весной банок восемьдесят раздает за ненужностью.
— Что за заправка?
— Тушёная свекла, морковь, лук.
— Понятненько. А на что живёт?
— У него же руки золотые. Он всё умеет. Ремонты делает в квартирах, может запросто дом построить. Чего угодно.
— Ты забыл сказать, что он в «дурке» лежал, лечился.
— Разве забыл? Ты невнимательно слушала. Благодаря «дурке», как ты говоришь, тётка ему отдельную квартиру и выхлопотала.
— В компартию он вступил.
— Это Истуканов его надоумил.
— Две бабы у него живут, называют себя проститутками. Но он с них денег даже за жильё не берёт, видимо, как с социально близких.
— Это не совсем так, — засмеялся Грешнов. — Они у него убираются в квартире, за продуктами ходят. Он к ним относится, как к благородным дамам, попавшим в беду.
— Во временные трудности, — подсказала Таня.
— «Ишь ты, пошли на панель», — смеялся Ваня, передавая слова Гаврилова. — «Я докажу им всю низость их поступка, но прежде спасу».
— Всё это напоминает отношения Дон Кихота с дамами легкого поведения. Идальго так же им рассказывал что-то интересное. Они его с вниманием слушали, а затем, извинялись и говорили: «Ты нас прости, но нам надо готовиться». Проститутки! Проституция! Эта тема, как горячие пирожки. Ты меня должен понять. Я хотела всё на диктофон записать, а затем книгу о их нелегкой жизни состряпать.
— На диктофон тебе не грязь всякую надо записывать, а мысли наших маленьких вундеркиндов, — Аникуши и Доминика. И, конечно, воспоминания моего деда Петра. Правда он тот ещё сказочник. Как-то пригласили в школу, а он из баловства стал рассказывать, как вместе с партизанами Гитлера вешал. Скандал вышел…
— Неинтересно.
— Когда я, будучи ребёнком, увидев женщину с большим животом, спросил дедушку: «Она беременная?». Он мне ответил: «Необязательно. Есть такая болезнь — материализм. Этих больных пучит и от них много вони». Мне лет шесть было, но я всё понял, что он хотел этим эзоповым языком мне сказать, нарочно подменяя «метеоризм» «материализмом».
— Расскажи мне про дружка твоего, Бориса «Седого».
— А что про него рассказывать? Отец его, Валерий Николаевич, работает в шиномонтаже, был одно время даже его совладельцем наравне с прозаиком Геннадием Гамаюном. Но по злобе отказался хозяйничать, прогнал работника и сам теперь гайки крутит. Был у Борьки дядя Аркадий, в молодости погиб.
— А ты знаешь, что твой дружок сожительствует с моей матерью?
— Да брось ты, — засмеялся Ваня. — Посмотри на Борьку и Зинаиду Богдановну. Вот, что точно знаю, до Бунтова она была женой Николая Сергеевича Паря. На заводе он был начальником цеха, а на сцене народного театра бабу Ягу в детском спектакле «Аленький цветочек» играл. Режиссёр, передавая жалобы родителей, говорил ему: «Вы когда на авансцене падаете, высоко ноги задираете».
— А он ему ответил: «У меня под юбкой всё чисто».
— Да. Откуда ты знаешь?
— Николай Сергеевич — мой отец. Он водил меня смотреть на бабу Ягу. И Нину Начинкину косвенно знаю, она в этом спектакле играла Кикимору, с ней мать дружит.
— Кто с Ниной только не дружит.
— Говоришь, твой брат Костя с моей матерью коммунальные соседи?
— Да. Гриша Бунтов с Зинаидой Угаровой одну комнату занимают, а брат Костя с Аникушей — другую.
— Аникуша — жена?
— Это дочь Кости, Анечка, которую все зовут Аникуша.
— А у Кости есть жена?