Тринити

Артур и в ванной умудрялся не вынимать пальца из носа. К слову сказать, нос Артура походил больше на техническое приспособление, чем на орган. У Артура была сноровка выуживать мизинцем козули из-под самых глазных яблок. Он лазал по своим ноздрям, как ребенок, и постоянно тер нос - у врачей это называется аллергическим салютом. Поначалу при выскребывании пазух Артур старался отвернуться от присутствующих, как бы рассматривая на стене какую-нибудь дичь. Стеснение длилось пару сессий, не больше, а потом... Потом в ДАС выбросили рукописного Бродского. Списки пошли по этажам. Сколько философии и гениальности нашли в поэте иные! "Конец прекрасной эпохи", "Представление", "Бабочка" - всего не перечислить! Наконец самиздатовская папка дошла до 628-й комнаты второго корпуса ДАСа. Единственное, что отметил в Бродском Артур и на чем бы не остановился даже Белинский, - стихотворение "Посвящается стулу". Там, в третьей строфе, сиял орифмованными гранями первоисточник, фундамент и оправдание всех ковыряний в носу:

Вам остается, в сущности, одно:

Вскочив, его рывком перевернуть.

Но максимум, что обнажится, - дно.

Фанера. Гвозди. Пыльные штыри.

Товар из вашей собственной ноздри.

Вооружившись столь поэтическим взглядом мастера на застывшие сопли, Артур стал проделывать свое, чисто психологическое, как он уверял, отправление намеренно принародно. Если при этом кто-то морщился, Артур совал ему под нос замусоленные страницы Бродского и говорил, что на опоэтизированное гением могут фыркать только необразованные люди. Отчего становилось еще противнее. Непосвященным. Прорехов с Артамоновым терпели причуду Артура как самые последние интеллигенты. А Варшавский знал о своем хобби все. И то, что у большинства ковыряние в носу занимает не более пяти минут в день, и что в основном проделывается это правой рукой, а левшей на этом фронте - в четыре раза меньше. Некоторые вообще не обращают внимания на то, какой рукой они производят свои изыскания, а остальные не отказывают себе в удовольствии пошарить в носу двумя руками одновременно. Указательный палец применяется чаще - почти половиной людей на земле. Странно, что никто не пользуется при этом безымянным. Зато каждый десятый подвергает тщательному изучению то, что удается вынуть.

...Всякий вопрос Артур решал бесконечно долго. Особенно главный - Артур никуда не эмигрировал, хотя постоянно собирался. Телефон-автомат в холле он насиловал часами, перекатывая в карманах тонны двухкопеечных монет. Из-за лени отыскать в записной книжке чей-нибудь домашний телефон Артур дозванивался даже до тех, кого не было на работе. А в ванной он всегда засыпал. Курсовую работу за первый семестр Артур сдал уже после диплома.

Поэтому застолье обыкновенно начиналось без Артура. Начиналось оно всегда до омерзения однообразно - с партии шахмат. Прорехов с Артамоновым, чтобы определиться в дебютах, делали по первому ходу. Потом на доске оказывались стаканы, закуска, пепельница. Посиделки входили не спеша в нужное русло. И хотя фигурам с каждым часом приходилось бороться все в более сложных ландшафтных условиях, форсируя пролитое пиво и одолевая перевалы огрызков, игра доводилась до конца. Основная путаница возникала в эндшпиле, когда Прорехов приступал к ветчине и ставил на доску майонез. Чтобы не макнуть в эту гадость коня, мало было знать теорию - требовались серьезные навыки. К концу игрищ часть фигур, как правило, терялась, в роли ладьи выступала пробка от вина, чинарик мнил себя пешкой, а за ферзя легко сходил усеченный шпиль костяного памятника погибшим кораблям. Таким образом, из плоской игры шахматы переходили в разряд трехмерных. Сыграть до конца в такие разукомплектованные шахматы можно было только под обширным наркозом. Особенно когда под руки попадалась доска из облезлой фанеры, на которой черные клетки мало чем отличались от белых.

- Открой еще одну бутылку, - попросил Прорехов Артамонова.

- Всю? - уточнил Артамонов.

- Не умничай, - предложил ему жить проще Прорехов.

- Мне повестка пришла, - сказал Артамонов и сделал свой коронный ход Кр e1- f2. Этим нестандартным ходом Артамонов всегда намеренно создавал себе дебютные трудности, чтобы потом было интереснее выкручиваться. - Пошел проверить почту перед отъездом, смотрю - лежит! - перешел на ор Артамонов, потому что шум воды в ванной не позволял разговаривать тихо и раскованно. Ничего не понимаю! - наклонился он к самому уху Прорехова и прокричал: Куда-то там явиться завтра, номер части, адрес! Ничего не понимаю.

- Покажи-ка, - протянул он руку.

- Минуточку.

Артамонов покопался в карманах и вытащил бумажку. Прорехов взял ее, повертел в руках, проверил на свет и сказал:

- Один к одному.

- Что "один к одному"?

- Повесточка один к одному, - сделал какой-то свой вывод Прорехов.

- Не понял.

- Видишь ли, пятачок, - пояснил Прорехов, - я получил такую же.

- Покажи! - не поверил Артамонов.

- Минуточку, - сказал Прорехов. Он дотянулся до портмоне и вынул свою.

Повестки и впрямь были идентичными.

- А ты когда получил? - спросил Артамонов.

- Позавчера, кажется, - вспомнил.