Триокала. Исторический роман

Афинион в это время руководил осадой Сегесты и уже вел переговоры с властями города, убеждая их согласиться с его требованиями. Сегеста четвертый месяц была обложена восставшими со всех сторон и начавшийся в ней голод заставил осажденных пойти на переговоры с киликийцем. Условия, которые предлагал Афинион, были вполне приемлемыми. Сегестинцы должны были в обмен на хлеб и другие продукты питания поставлять восставшим оружие и воинское снаряжение. Афинион даже предлагал проагору Сегесты безвозмездно снабжать оружейных мастеров города железом и медью. В течение нескольких дней, вернее, ночей Афинион в обмен на хлеб получил до полутора тысяч комплектов полного дорийского вооружения, пять тысяч хитонов, столько же гиматиев и три тысячи пар крепких солдатских башмаков. При этом Афинион предупредил власти Сегесты, что всякое посягательство на жизнь и имущество работников в созданных им сельских общинах он будет рассматривать как нарушение мирного договора со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Таким образом, Афинион добился своего, не потеряв ни одного воина во время осады города, продолжавшейся около четырех месяцев. В договоре с сегестинским проагором было предусмотрено, что восставшие снимут осаду, когда взаимные поставки будут честно выполнены. Власти Сегесты пошли на условия киликийца в расчете на то, что мятежники в новом году потерпят полное поражение. Никто не мог предположить, что война затянется на четыре года и сегестинцам еще не раз придется снабжать восставших оружием и даже деньгами.

Примерно таким же образом киликиец намеревался поступать и с другими городами, рассчитывая в течение всей зимы вплоть до появления в Сицилии римского войска как можно лучше вооружить, одеть и обуть своих солдат.

Получив приказ царя, ничего не подозревающий Афинион с тремястами всадниками отправился в Триокалу.

Киликийца заключили под стражу прямо на стратегии в присутствии членов царского совета, включая четырех стратегов. Сальвий предъявил ошеломленному киликийцу обвинение в организации покушения на свою жизнь, причем обещал ему полное прощение, если тот признает свою вину, раскается и даст клятву никогда больше не строить против него козней.

Афинион с возмущением отверг обвинение и потребовал, чтобы ему представили доказательства его вины в совершении столь тяжкого преступления.

– Они будут тебе представлены, – сурово ответил на это Сальвий.

Стража увела первого стратега в одно из дальних помещений дворца, где ему пришлось провести в полном одиночестве одиннадцать дней.

Вся эта история грозила в дальнейшем разрастись в настоящую междоусобицу.

Сальвий после совершенного на него нападения стал подозрителен. Он отдал приказ вернуть в Триокалу отряды Диоксена и Аминандра, которые были посланы Афинионом для защиты сельских коммун в областях Энтеллы и Скиртеи.

Последствия этого распоряжения сказались почти сразу после ухода повстанцев из этих областей: приток зерна в Триокалу оттуда прекратился, так как общины рабов стали беззащитны перед продовольственными отрядами и шайками голодных ремесленников, которые принялись опустошать зернохранилища во всех окрестных усадьбах. Отпор им давали только наиболее сплоченные общины, имевшие оружие. Большинство усадеб в области Энтеллы были полностью разграблены и обезлюдели. Обитатели их, не надеясь пережить зиму, ушли в Триокалу. Только Эвгеней, осаждавший Мергану, не подчинился царскому приказу, прислав Сальвию гонца с сообщением, что власти города уже начали с ним переговоры, соглашаясь в обмен на хлеб поставить ему партию оружия.

Примерно сорокатысячная армия восставших раскололась на два лагеря: одни были на стороне Сальвия, другие толпами приходили к царскому дворцу и требовали освободить Афиниона из-под стражи. Назревал мятеж. Совет был в растерянности: лишь немногие были уверены, что киликиец действительно причастен к нападению на «старика», остальные сомневались в этом и сетовали, что раскол среди восставших станет неизбежным, если Афинион будет оставаться под стражей. Сальвий же упрямо твердил, что против него составлен заговор.

– Вы ничего не понимаете! – гневно отвечал он на просьбы тех, кто считал необходимым освободить Афиниона для блага общего дела. – Все эти осады городов, рабские хозяйства и глубокомысленные рассуждения о будущем коммунистическом устройстве Сицилии придуманы им для того, чтобы растащить по разным местам моих воинов. Он прекрасно знает, что эти воины, находясь в Триокале, ни при каких обстоятельствах не дадут меня в обиду. Вспомните, наконец, о предсказании этого звездочета, объявившего во всеуслышание, что он вот-вот станет царем сицилийским, и тогда вам станет ясно, что у него на уме. Возможно, те, что засыпали меня своими стрелами, действовали не по его приказу, но это были его люди, которым не терпится разделаться со мной, дабы сбылось это пресловутое звездное предсказание…

* * *