– Я напоминаю вам, для чего мы здесь, – сердито говорил он, стараясь умерить воинственный пыл товарищей. – Нам необходимо как можно дольше держать претора под нашим укрепленным лагерем, чтобы Афинион под Сегестой, Дамаскид у Мерганы и Диоксен в области Анкиры могли собрать как можно больше сил. Двести пятьдесят римлян ушли из лагеря, но противник по-прежнему сильнее нас. Чем вы собираетесь разить врага? Деревянными кольями, обожженными на огне? Рогатинами, ножи которых разлетятся после первых же ударов? Сможете ли вы противостоять тяжелым мечам римлян, закованных в латы? Чем будете отбивать удары македонских копий, способных пронзать щиты вместе с доспехами? Нет, пока мы точно не узнаем, что происходит под Гераклеей, пока римский претор еще не схватился за голову, узнав, что по всей Сицилии начались мятежи, нам не следует предпринимать поспешных и опрометчивых действий.
Но Гатнон и Эгнаций продолжали настаивать на вылазке.
– Что ж, будь по-вашему, – сдался наконец фрегеллиец. – Только выступим не сегодня днем, а ночью, перед самым рассветом, когда начнут гаснуть звезды. На нашей стороне будет неожиданность, которая, как правило, приводит противника в замешательство.
Гадей не нашелся, что на это возразить, хотя предложение Вария нарушало задуманный план.
«Марк должен догадаться, что я по какой-то причине не смог ничего предпринять этой ночью», – подумал он, а вслух произнес почти с вызовом:
– Что до меня, то я готов драться хоть днем, хоть ночью.
В третью ночную стражу Варий поднял две сотни человек, которых он специально отобрал для вылазки. Они были вооружены лучше остальных. У всех были копья и щиты. Гадей, Каннуний, Анизий и еще двадцать человек имели мечи.
Стараясь не производить шума, повстанцы выбрались из укрепления и спустились к подножию горы. Тут они сразу же натолкнулись на затаившихся в темноте воинов Марка Тициния. Римский трибун ждал факельных сигналов, которые должны были подать Гадей и Магон с вершины горы. Но вместо этого ему и его солдатам пришлось вступить в бой, которого никто из них не ожидал.
В завязавшейся схватке мятежные рабы проявили больше присутствия духа, чем их противники. Греческих наемников вдруг обуял страх, и они обратились в бегство, бросая оружие. Толпа беглецов увлекла с собой и Тициния, оставившего на месте боя свой щит.
Повстанцы преследовали врага почти до самого лагеря, потом быстро отступили и вернулись к себе на гору, подобрав брошенные вражескими солдатами копья и щиты.
Когда шум брани донесся до преторского лагеря, Нерва, подумав, что Тициний согласно плану уже проник в лагерь неприятеля, приказал центурионам вести своих солдат на подмогу передовому отряду. Но вскоре выяснилось, что отряд Тициния попал в засаду и бежал, причем многие из его людей потеряли оружие.
До самого рассвета на вершине горы восставшие шумно радовались этой первой своей победе над врагом.
Претор, узнав о позорном бегстве наемников, пришел в неописуемую ярость, совершенно убежденный, что план по захвату лагеря мятежников сорван из-за одной их трусости. Он вызвал Тициния к себе в палатку и кричал, потрясая кулаками перед носом трибуна:
– Это и есть твой превосходный замысел, дерьмовый начальник презренных трусов! От одного крика этой сволочи вы пустились наутек, побросав оружие! Знаешь, чего вы все достойны после этого?
– Случилось непредвиденное. Видимо, Гадей не имел возможности действовать, как было условлено, – пытался оправдываться пристыженный Тициний.
– Пусть он провалится в Тартар, подлый разбойник! – заорал Нерва, совершенно выйдя из себя. – Этот негодяй так же ни на что не способен, как и ты, показавший всю свою никчемность еще в Сиракузах, когда не смог справиться с горсткой пиратов!..
Нерва созвал военную сходку и приказал привести восемьдесят участников ночного боя и позорного бегства, поставив их у всех на виду, без оружия и доспехов, в одних хитонах.
За проявленную трусость всех потерявших оружие он приказал высечь розгами перед строем и впредь выдавать им вместо полбы ячменное зерно.
После этого он собрал на совещание обоих советников, военного трибуна и всех центурионов. Марк Тициний, которому претор предоставил слово, выразил полную уверенность в том, что этой же ночью с мятежом будет покончено, если ему позволят претворить в жизнь столь тщательно разработанный им план.
– В чем я очень сомневаюсь, – язвительно отозвался Нерва.
Но под влиянием просьб советников и центурионов претор разрешил Тицинию сделать еще одну попытку проникнуть в лагерь бунтовщиков.
Трибун спешно стал готовить новый отряд, отбирая в него самых сильных и храбрых греческих гоплитов. Второй отряд, состоявший из одних римлян, должен был подняться на гору при первых же криках начавшегося сражения.
С наступлением темноты Тициний повел своих воинов к горе. Соблюдая строжайшую тишину и порядок, солдаты подошли к гряде скал, у которых затаился ночной дозор. Начальник его доложил трибуну, что в лагере мятежников еще довольно шумно: слышатся громкие голоса и даже песни.
– Будем ждать! – произнес Тициний, скрывая охватившее его волнение.