Он довольно быстро согрелся, переступая с камня на камень, осторожно спускаясь. Даже годы тренировок не подготовили его к подобному. Пока Ник шёл по гравийным тропкам, или даже скалистым породам, всё было неплохо. Подвёрнутая нога почти не болела, постоянно охлаждаясь компрессом обледенелой земли, да и кровотечение от прокола давно остановилось. Стоило ему выйти на снег, ситуация резко ухудшилась, обувь и портянки моментально промокли, каждый шаг проваливался чуть ли не до колена в снег, максимально затрудняя движение. Пару раз Ник падал, теряя равновесие, на него тут же набрасывался холод, и накопленное между двумя телами тепло, моментально улетучивалось. Ободряющим знаком было то, что Кира пару раз шевельнулась, в момент их «поднятия с колен», в сознание она не пришла, но уже какой-то прогресс, может он что-то делал правильно.
Ник шёл уже около получаса, собравшаяся темнота не выглядела такой пугающей, когда его глаза привыкли и стали различать протянутый трос на фоне звёздного неба. Он чувствовал как замёрзли пальцы на руках, поддерживающие Киру, остальное тело горело, по затылку и груди струился пот. Если руки ещё подавали какие-то сигналы, то ноги переступали двумя заледеневшими колодками. Больше Ник не ощущал ни дискомфорта, ни боли, вообще ничего, просто делал шаг за шагом, стараясь не упасть, ведь сил на повторный подъём могло и не найтись. Следующие полчаса он сосредоточился на ритме, которому подчинялось каждое движение. Нога поднимается из сугроба, шаг. Небольшой вдох, чтобы не выгнать собравшееся внутри тепло, и лишний раз не тревожить рёбра. Руки легонько перехватывают выскальзывающую Киру. Вторая нога выбирается из снега, короткий перенос, ещё шаг. Он чувствует её дыхание, оно стало теплее, или он больше замёрз, неважно, главное не сбиться с ритма. Шаг. Силы стремительно его покидали, можно было бегать кроссы, преодолевать препятствия, тягать штангу, гантели, но всё это не шло ни в какое сравнение, и к такому было не возможно подготовиться. Ник потерял временной ориентир, просто старался не останавливаться. Руки закоченели, но так было лучше, они были не способны разжаться, а значит, не могли отпустить Киру. Спина превратилась в монолит, ни согнуться не разогнуться, просто подставка, опора для другого тела. Натруженные ноги болели, отзываясь, короткой судорогой с каждым новым шагом. Холод больше не спасал, теперь каждое переступание было подобно танцам на стекле, словно снежные льдинки впивались тысячами иголок в беззащитные подошвы стоп. Всё таки он не был йогом или факиром умевшим ходить по углям и гвоздям. Ник практически слышал как скрипят колени, совершая очередное движение – ржавый старый поршень. Как натягивается рычаг бедра, словно замёрзшая лебёдка, не желающая наматывать очередной круг. Он спотыкался всё чаще, казалось, даже абсолютно ровные поверхности таили в себе выступы или неожиданные впадины, цепляя уставшего спортсмена не хуже линий на баскетбольной площадке. Единственная мысль в голове: «Только бы не упасть…Только бы не упасть». Ник не знал сколько прошёл, и сколько ещё осталось.
Пытаясь как-то отвлечься, он смотрел по сторонам. Так странно, когда он катался на горных склонах, практически идентичных этому, ему почти не бросался в глаза местный пейзаж. Ну горы, снег, пара деревьев, чёрт пойми зачем выбравших себе такую участь к существованию. Только чистый адреналин и экстаз, от ощущений скорости и ускользающего ветра, неуспевающего угнаться за тобой. Сейчас всё было по другому, бескрайнее поле, белое и девственно чистое, какой ещё человек ступал тут за последнее время, а даже если и вчера, то никаких следов уже не осталось. Слепившая и раздражающая днём белизна, теперь, напротив, убаюкивала, будто предлагая укутаться в одеяло. Колышущиеся на ветру деревья, маятником гипнотизировали каждого гостя: «Твои веки наливаются тяжестью, тебе хочется спать». Ветер, ещё утром, приносивший тебе удовольствие и вселявший бодрость духа, неустанно коробил каждым своим проявлением. И никакого адреналина, придающего силы бежать без остановки, останавливать движущиеся на тебя машины, только страх, поглощающий, дарующий неуверенность, а главное бесполезность собственных размышлений. Ник пытался найти в этом хоть какое-то успокоение, или дополнительный стимул, но пока всё шло лишь к упокоению.