Трёхочковый в сердце

В этот момент Надя ликовала. Родители выдали ей ключи накануне, и она вычистила холостяцкое жилище до неузнаваемости. Никаких следов затхлости, захламлённости, или хотя бы пятен рвоты на ковре, с которыми Ник уже успел подружиться и почти выучил по именам: Теодор, Авраам и старина Бенджи, этакое плато Рашмор, слегка отклонённое от оригинала, в его миниатюрном коричнево-зелёном исполнении, с характерным запахом, так ведь и не гора. Вещи перестали быть разбросаны, на журнальном столике пропали пыльные рожицы и отпечатки бутылок, в целом квартира стала выглядеть теперь жизнепригоднее самого хозяина.

– Правда выглядит намного лучше? – Надя прыгала вокруг Ника, помогая устроиться на диване, подушки которого были явно вычищены и взбиты для пущего комфорта, – я читала, что по фэн-шую, дом это внутреннее состояние души его владельца. Твоё оставляло желать лучшего, поэтому я решила помочь тебе навести порядок. Так сказать, разобраться снаружи, прежде чем залезть к тебе внутрь.

Ник не стал заострять внимание на двусмысленности высказанной фразы, Надя и так напоминала свёклу больше обычного, с учётом того, что в обычное время страдала даже излишней бледностью.

Изменения коснулись не только квартиры. Все его установки полетели к чертям. Надя приходила когда хотела, делала, что взбредёт ей в голову, игнорируя угрозы Ника. Однажды он так ей и сказал:

– Ты понимаешь, что если не прекратишь вести себя как хозяйка в этом доме, то наше сотрудничество закончится первым же моим звонком с правдивым покаянием перед родителями.

– А кто это тут у нас маленькая ябеда? – Надя передразнивала Ника, корча смешные рожицы. – да мне до звезды, звони, только в ту же секунду как меня от сюда выставят ты лишишься всех таблеток, которые принимаешь троекратно выше нормы, выпивки, что прячешь в закромах, и прочих маленьких радостей, что позволяют тебе влачить жалкое подобие существования изо дня в день! Или ты думаешь я не знаю, про твои заначки, и не считаю количество принятых лекарств?

– И на кой чёрт тебе это сдалось, не наигралась в детстве в «дочки матери» или «доктора Айболита»?

– Не будь козлом, тебе не идёт. Может когда ты поправишься, ещё скажешь мне спасибо.

Обычно после этих слов, Надя демонстративно уходила на кухню, или замолчав, делала вид что читает книгу. Во многом она была права, приходилось это признавать. Ник продолжал глотать слишком много пилюль, когда Надя уходила вечером, и столько же пил, правда теперь не круглосуточно, а лишь ближе к ночи. Его это раздражало, но альтернатива со звонком родителям разворачивалась куда худшей перспективой. Нику частенько, после таких разговоров хотелось крикнуть ей в след или сказать напоследок: «Кого ты собралась лечить, ставить на ноги, помогать или как ты там называешь свою псевдо-благотворительную деятельность? Меня!? Я не болен, а то, что меня сделало таким, нельзя изменить, отмотать назад, переиграть или стереть из памяти. Поэтому просто оставь меня в покое, и не тешь себя пустыми надеждами!». Но почему-то каждый раз он молчал. Как и она, раз за разом, не прекращала приходить к нему со своей наивной верой во что бы там она ни верила.

К тому времени как Нику сняли швы, на двенадцатый день после операции, их внутренний распорядок уже приобрёл более ли менее устаканеный вид. Надя приезжала с самого утра, слишком рано для его внутренней совы, жаждущей прикончить этого рыжего жаворонка. Она готовила завтрак, не слишком разнообразный от яичницы до разного рода каш с неизменным бананом. Каждый раз, когда Ник проглатывал очередной кусок или ложку, и в голове слышался её навязчивый голосок: «В яйцах много кальция, полезного для костей, бананы богаты калием, способствующем усвоению кальция, для скорейшего заживления». Он уставал исправлять её тем, что хвалёный кальций содержится только в скорлупе, наверное поэтому её куски всегда так обильно были разбросаны в глазунье. Потом они меняли повязку на руке. Первые дни было жутко весело. Надю неизменно тошнило от вида запёкшейся крови и строчек уродливого шва. В первый день по приезду, она вообще потеряла сознание, как только они сняли бинты. Ник хохотал как безумный, с лихвой компенсируя все прошлые и будущие проигранные уступки.

– Надо же, сиделка, которая боится крови! Вот бы моим предкам на это посмотреть, наверняка ты бы взлетела в их рейтинге компетентных работников до немыслимых высот! – Ник так и сидел на диване, с полу-размотанной рукой, глядя на приходящую в себя, на полу гостиной, Надю.

– Мог бы и помочь даме встать, тоже мне джентльмен. – она с трудом дышала, обливаясь холодным потом, и была скорее в цвет своих зелёных глаз.

– Я бы с удовольствием, но пытаюсь скрыть от тебя следы растекающейся крови единственной рукой, что ты мне оставила. Упс, ты снова потеряла сознание, надо же какие мы чувствительные.