— Почему же фальшивка?! — пожала плечами блондинка. — Ничего подобного. Я лично занималась бумагами с финансовым обеспечением этого филиала. Поскольку Оливер знаменит, пусть и в узких кругах, мы сочли разумным придумать ему псевдоним. Не слишком оригинальный, на мой взгляд, но он не планировал кого-то нанимать или соответствовать чьим-то там ожиданиям, потому всё получилось как-то так… Ты же, Оливер, с каждым годом всё больше становишься параноиком. Даже коллегам о себе не рассказал. Что ж, берите скорее у него автографы, а я о выписке договорюсь.
— Да, Монах, ты же его большой фанат, почему бы тебе не воспользоваться этим шансом? — Май без задней мысли сказала ему об этом.
Могла бы и не напоминать… — плаксиво подумал он.
— Автографы не даю! — лишь пробубнил Нару на это.
— А о какой выписке речь? — спросила Аяко. — Им ещё здесь лежать и лежать. Денька два так точно.
— Хочет прохлаждаться, тогда пусть предъявит страховку, — нервно засмеялась Глория. — Нечего в платных безымянных палатах шифроваться!
И всё же люди, работающие с деньгами, страшные… — подумал про себя Монах.
— Оливер, — она стала серьёзной. — Из дома есть новости. Это Джин. Твоим родителям сообщили в день моего вылета. Они прибудут завтра. Ты хорошо потрудился…
Не оборачиваясь, не глядя ему в глаза, видя одну больничную белую дверь — так она стояла, преподнося новости.
— Глория, спасибо… — Нару и сам размяк.
— Да пожалуйста, не в тягость было с твоими счетами возиться, уж это тем более мелочь. Ты не задерживайся здесь… — говорила она сдавленно, стоя к нему спиной. — Родителям ты сейчас очень нужен…
VII
С уходом шумной блондинки пришло время эмоциональных пыток. По всей вероятности, Нару должен был стать той самой несчастной жертвой безжалостных слуг современной парапсихологической инквизиции, но, видимо, ввиду своих некоторых характерных привычек, он поставил себя ни много ни мало, а настоящим прокуратором (кем он, в общем-то, и являлся, коль римское толкование здесь будет уместно).
— У вас заслуженный отгул. Поезжайте по своим делам. Вопросы оплаты обсудим завтра в моём офисе, — Сибуя надорвал тишину, которой в подобной ситуации побоялись бы многие. Такигава здесь как самый опытный инквизитор раскладывал по полочкам в своей голове то морально-деловитое словесное оружие, коим будет пронзать зазнавшегося профессора; выберет он одно или пустит в ход целую артиллерию — решало время.
— Ты собрался выписываться в таком состоянии? — Аяко стала виновницей сей иронии. — Разумно ли это, ты же учёный или профессор, как там тебя будет правильнее величать…
— Моё самочувствие не вызывает опасений. Не будь это так, то никто бы вам не позволил устраивать здесь посиделки, — сказал он, закрыв эту неприятную тему со здоровьем. — У Май травмы более сложного характера. Вполне может быть, что её ещё понаблюдают…
— Да как ты можешь так говорить?! Я же хочу помочь, как будто я не знаю, для чего ты спешишь с выпиской. Это же не из-за денег… — у Таниямы заслезились глаза. Она не могла оставить его одного с этим. Брата нашли, его инкогнито раскрыто…
— На передней поверхности твоей шеи, в области щитовидного хряща, расположено десять ссадин различной формы, — Сибуя заговорил о травмах Май. Он видел их утром, когда медсестра делала перевязку. — Поскольку ты не помнишь, как твоим телом завладел призрак, то можно судить о потере сознания. Подводя итоги, несложно догадаться, что тебе были нанесены тяжкие телесные повреждения. Повышенной возбудимости у тебя нет, артериальное давление в пределах нормы, при повышенном всех бы посетителей погнали бы из палаты вон. Но у тебя учащён пульс, есть признаки головокружения. Конечно, за ночь могут произойти изменения, если будет так, то Лин попросил выписку и для тебя, если нет, то ты проведёшь здесь столько времени, сколько потребуется.
И сказать-то ему на это нечего… — Май лишь прижала прохладную ладонь ко лбу и закрыла глаза.
— И всё же вы ещё большие супруги, чем можете себе представить, — Монах, показав свою уязвлённую натуру, скрестил у груди руки и начал кое-что выяснять. — Пока вы не отошли от шока, я хотел бы задать пару вопросов. Нару сейчас привязан к этой палате, поэтому я буду пользоваться положением, сколько душе угодно, — Хосё угрожающе оскалился, бросая взгляд на паренька, у которого на лице читалось: «Валяй!»
Такое чувство, что сейчас я получу шиш, а не объяснение. Ну да ладно, хоть душу отведу, — подумал Такигава не без печали.