Трип. Истории про дауншифтинг, рассказанные реверсом

Но это неправда. То есть правда, но за исключением одного единственного слова, которое делает неправдой все остальное. Доктор не играет блюз. Он извлекает из своей гармошки полуатональные стоны и хрипы далеко за гранью блюзового лада, да и то – только когда очень сильно накурится. А так он поет под гитару бардовские песни. Ну и, допустим, Гребенщикова. Про блюз – это я соврал для красоты. Но только про блюз, все остальное – правда.

“Я попал под облаву, которую устроила в Паттайе бангкокская королевская полиция. Они специально приехали в Паттайю бороться с наркотиками, а тут я. У меня и было-то всего ноль-три грамма айса – это на один раз покурить”.

Айс – популярный в Таиланде метамфетамин.

“В околотке на Наклыа меня приковали цепью к забору. Настоящей железной цепью с замком – за ногу. Но взяли меня по пути к развратным женщинам, и поэтому при себе я имел гитару и харп”.

“Харп” – это он так на негритянский манер называет свою губную гармошку.

“Старик, я не заслушенный артист и не дородный, и хорошо играл в ту ночь не от хорошей жизни, но все полицейские рыдали над моими блюзами. Когда нога прикована к забору, и есть тема просидеть в таком виде еще пару лет, то блюз идет от самого сердца и даже ниже”.

Опять блюз. И про я харп наврал, хотя Доктор действительно так называет гармошку. Но в ту ночь у него была только гитара.

“И вот я, – рассказывает мп3-файл голосом Доктора, – осознавая всю удельную массу свалившейся на меня безнадеги, выдал на гитаре за всю хурму. Пел все, что люблю, на честнейшем русском языке”.

Тут на записи его прерывает мой голос.

“Стоп, – говорю я, – давай на минуту остановимся, я хочу представить себе эту картину. Итак, Паттайя, Наклыа-роуд, ночь. Мягко скажем, не туристический центр города. И вот сидит там прикованный к забору иностранный гражданин и поет тайским полицейским песни на неведомом им наречии. Что ты им пел, Доктор? "На ковре из желтых листьев?”

"И это тоже. Пойми, не для них я пел, а для себя. Я прощался со свободой и со всеми сопутствующими ей преференциями. Через три песни (я не шучу!) самый главный генерал что-то негромко приказал, и мне принесли траву и водку. Мне даже пообещали, что скоро отпустят. Посиди, сказали, немного, и отпустим. Но вместо этого по прошествии трех дней отвезли в Бангкок, уже в настоящую тюрьму. Сказали, посиди немного теперь и здесь. И только по прошествии еще трех дней отпустили с миром под залог в десять тысяч бат.

Десять тысяч бат – небольшая сумма. Я как раз столько собирался потратить на развратных женщин перед тем как меня сластали. Я заплатил и ушел, оставив им на память свой паспорт. А когда однажды вернулся за паспортом, чтобы продлить в нем визу, то случайно узнал, что мой залог подорожал и теперь стоит двести пятьдесят тысяч. И пока меня никто не хватился, я ушел.

Я сел в поезд и поехал в Чианг-Май, потому что там есть граница с Лаосом.

В Чианг-Мае я куда-то там заселился, оставил в номере чемодан и налегке отправился на берег Меконга. Хожу по берегу, посвистываю.

До Лаоса там грести – минут тридцать. Но с одной стороны стоят тайские пограничники, а с другой – лаосские. Что бы сделал на моем месте ты? Ничего бы ты не сделал. Ты бы вообще не оказался на моем месте, потому что не умеешь жить красиво. А я подкатил к двум тайским бойцам и говорю:

– Гой еси, добры молодцы. Я только что прибыл из Лаоса, но по недоразумению оставил паспорт в тамошнем кабаке. Переправьте меня, любезные, на другой берег. Я метнусь до того кабака и через час возвернусь. А вам за это пожалую по пятьсот бат каждому.

Тайские солдаты – ребята душевные, но недалекие. Где им знать, что без паспорта со мной не стали бы разговаривать ни на одном КПП. И они меня посадили в лодку и средь бела дня повезли в соседнее суверенное государство. На противоположном берегу реки их лаосские коллеги, понятно, засуетились. А те им, мол, успокойтесь парни, сей бледнолицый брат забыл на вашей благодатной земле свой паспорт. Ну раз такое дело, говорят лаосцы, тогда, конечно. И пропустили меня.