– Догвовор посерьезней будвет, – стоит на своем Василиса-лягушка. – А Кощвею шептать о сквоих бабьих делах будвешь.
– Договор, договор, – недовольно проворчала Квака.
Видит Андрон, мнется лягушка проклятая, видать, не больно-то ей хочется обещанное сполнять. И смекнул он: ждет его участь выкинутым быть за ненадобностью, будто портянку изношенную, как только Квака делишки свои черные свершит. Нет ей веры. А Василиска-то поумнее Андрона оказалась!
– Будет тебе договор! – решилась Квака. Больно уж ей место теплое при Иване Царевиче покоя не давало.
– Двавай! – вытянула лапку Василиса-лягушка.
– Прыгай сюды! Тут все и порешим, – хмурится Квака, да, видать, ничего другого ей не остается, как Василисе уступить.
– Быть по сему.
Примерилась лягушка, на кочке хорошенько раскачалась и как скакнет в воронку. И тут же вывалилась на пол посредь комнатушки.
– Ну? – спрашивает. – Догвовор где?
– Вот же привязалась! – Квака нашла глазами Андрона и ткнула в пол пальчиком. – Пиши!
– Чего, государыня, писать-то? – похлопал себя по одеже Андрон, а ни пера, ни бумаги, ни чернил нет.
– Ох ты ж, раззява! – вспыхнула Квака. – Толку от тебя – нуль без палочки. На!
Бусинку еще одну сорвала, об стол ее грохнула. Заклубилась бусинка туманом, завертелась, а как туман разошелся, глядь – ан тебе пергамент чистый и принадлежности писчие.
Обрадовался Андрон, подсел к столу, перо схватил, в чернильницу обмакнул и на Кваку со всем вниманием уставился.
– Пиши: Сим соглашением Квака Кощеева обязуется зачесть остаток срока до единого дня Василисе Царевне, даденного ей Кощеем Бессмертным, с соизволения евойного, коли Василиса Царевна все пожелания Кваки Кощеевой…
– Не-е, – проквакала Василиса, головой качая, – не пойдет твак.
– Это с чего же?
– Да с твого, чтво желаний твоих квовек не убудвет.
– Как же тогда быть? – растерялась Квака.
– Три желания сполню, – выставила Василиса три перепончатых пальца – и как только у нее это вышло, непонятно!
– Не жирно ли будет? – повела головой Квака.
– В самый раз! А кволи нет, твак я обратно пойду, – и Василиса обернулась к вертящейся воронке. – Не велик срок, гводик еще квак-нибудь отсижу.
– Хорошо! – хлопнула Квака ладонью по столу. – Пиши: коли Василиса Царевна три пожелания Кваки Кощеевой исполнит. Дату поставь.
Андрон, вывалив язык от усердия, вывел последнюю завитушку на договоре странном, посыпал песком, встряхнул и Кваке протягивает. Выхватила Квака из рук его бумагу, еще одну бусину сорвала, зубами от злобы скрипнула и к договору бусину ту прихлопнула. А замест бусины проступила на договоре печать Кощеева: два мосла крест-накрест и корона зубчатая над ними. Передала договор лягушке. Василиса лапку приложила, оттиск оставила. Озарился договор сиянием призрачным – в силу, значит, вступил.
– Все? – нетерпеливо притопывает Квака.
– Все. – Лягушка договор подмышку себе упрятала и куда-то дела. Был договор – и нету.
– Тогда готовь мне пирог! – топнула ногой Квака. – Немедля.
– Как скажешь!
– Эй, Андрон, тащи ей платье!
– Ага, айн момент! – вскочил Андрон с лавки – и бегом в кладовку царскую.
Обернулся в минуту.
Прибежал обратно, отдышаться не может. Платье Василиске протягивает, морду воротит – опять лягушка из шкуры полезет, в бабу непотребно голую обратится.
Выхватила лягушка платье из рук его, за печкой укрылась, пошуршала шкурой да одежей и вышла обратно. Андрошка как узрел Василису, так и прирос к месту – ни ступить, ни молвить. Отродясь такой красы не видывал! Глазки синие, что озера твои, губки пухлые алеют, носик пымпочкой аккуратной, ресницы длинные, брови пышные вразлет, коса русая до пояса ниспадает, а фигурка-а!.. И корона маленькая в волосах лучится, светом неведомым комнату серую озаряет.
– Чего зенки-то вытаращил? – вывела Василиса Андрона из ступора. – Муки неси, молока, яиц, сахару, дрожжей.
– Чаво?
– Ясно, – вздохнула Василиса, косу оправив. – С дрожжами сама управляюсь. Да и с остальным тоже…
И закипела у Василисы работа, любо-дорого посмотреть. Невесть откуда похватала все, что требовалось, опару скоренько справила, поколдовала над ней – подошла опара в миг. Замесила Василиса тесто, пальчиком его не касаясь, вроде как само мнется, мукой посыпается да маслом смачивается, а Василиса уж над другим колдует: из воздуха и трав разных посыпки сделала, глазурь белую изобрела, пирог ею укутала и в печь его наладила.
Квака с Андроном только рты поразинули, так складно у Василисы вышло все. А та им и говорит:
– Сами сымите пирог-то али и на то руки не заточены?
– Сымем, сымем, – опомнилась Квака. – Не вчера родилась.
– Ну и ладушки! – взмахнула Василиса косой, за печкой скрылась, вновь одежой-шкурой пошуршала – и нет больше красы-девицы, вновь жаба лупоглазая сидит, пасть разевает, к Кваке опять цепляется: – Толькво галочкву на догвоворе поставь, – и договор, трубочкой скатанный, непонятно откуда достала.
Скрипнула зубами Квака, ан делать нечего. Царапнула она галочку размашисто на пергаменте, загорелась галочка, погасла – зачлось желание Квакино Василисе.