Тришестое. Василиса Царевна

Шли Иван Царевич с Яковом, покамест вовсе темно не стало. Не хотелось им оставаться вблизи поганой корчмы, где заправляет прихвостня Кощеева – Языковна. Бабка-то быстро в себя придет, осознав, что ее так глупо провели, разозлится, мстить возьмется. Силой сотворить она, конечно, с двумя здоровыми мужиками ничего не сможет, но трепаться от обиды за троих примется – как пить дать! – и тогда уж точно Ивану Царевичу с кузнецом не до смеху и шуток будет. Так что лучше подале убраться от проклятого места, авось бабка противная искать их не станет, тем более в темнотищи, что вокруг царит.

Присмотрели Яков с Иваном Царевичем полянку небольшую в глухом лесу, костер запалили, чтоб не скучно было, сидят, кабанчика на куски рвут и посмеиваются над старухой – ловко ее Яков провел.

Тихо в лесу вымершем, ни шороха ночного, ни звука. Только слышат, будто палочка где треснула. Притихли добры молодцы, головами завертели по сторонам – никак опять гадость какая затевается по их души. Но опять в лесу тишина, никого не видать, не слыхать. И только успокоились, как затрещали ветки орешника, что на краю поляны рос, и вывалилась из него к костру бабка старая, в лохмотья облаченная: глазами бледными вращает, клюкой пристукивает, губами морщинистыми жует, молодцев взглядом ест.

Иван Царевич перекрестился – не Языкишна то вовсе, другая бабка. Но откуда ей взяться в лесу, да еще в пору ночную.

– Ты кто, – спрашивает, – такая? И чего в лесу делаешь?

– Ох, внучек, – закачалась бабка, на клюку опираясь, и спину еще больше согнула, – заплутала я в лесу. По грибы пошла, ан вон как вышло-то!

– А корзина твоя где? Али в подол грибы собирала?

– Бросила я корзинку-то. Тяжелая она. Мне бы самой из лесу выбраться. А тут глядь, костерок недалече горит. Дай, думаю, к добрым людям прибьюсь.

– Да откуда ж знаешь ты, что добрые мы?

– А чего ж, не вижу я?

– Складно сказываешь, бабуся. – Яков обсосал косточку и кинул в костер. – Да только непонятно, откель ты вообче в лес забрела?

– Как откель? – распахнула бабка глаза. – А деревенька рядышком. Пять дворов – семь стариков, осьмой намедни преставился.

– Чего так? – зевнул Яков, ладонью рот прикрывая. После сытного ужина и усталости дневной в сон его потянуло.

– Все грибков хотел жареных да так и не дождался, –ответила бабка без усмешки.

– Садись, бабушка, к костру, – подвинулся Иван Царевич, – все втроем веселее, – и протягивает бабке шмат жареного мяса. – Есть хочешь?

– Мясо! – загорелись глаза у старухи.

Клюка ее отлетела в сторонку, и старуха рванулась к костру, враз про немощь свою старческую позабыв, будто скряга к золотой монетке, в пыли уличной блеснувшей. Иван Царевич от неожиданности отшатнулся, но старуха уже сцапала из его руки истекающее соком мясо и впилась в него зубами, урча как изголодавшийся тигр.

– Матерь божья! – подивился на нее Яков, с которого сонливость в единый миг будто рукой сняло. – Кажись, точно бабка в лесу давно плутает! Изголодать-то настолько.

– Ыр-р! У-ур-р! – в ответ прорычала старуха, расправляясь с мясом.

Иван Царевич с Яковом только молча глядели на нее и дивились. Отродясь такого голодного человека не видали!

Быстро покончила с мясом старуха, рот морщинистый ладонью утерла, облизнулась. И на Ивана Царевича поглядывает, не перепадет ли еще чего.

– Может еще кусочек, бабушка? – подсовывает другой кусок Иван Царевич, поболе прежнего.

– Давай!

Старуха опять мясо из руки его выхватила, но уж не было в ней столько запалу, как в начале. Опустилась она к костру и принялась его смаковать, наслаждение растягивать, глаза закатывать. Уж и не лезет в нее, а она мясо в себя все пихает, будто наперед наесться пытается. А как прикончила и этот кусок, утерлась тряпьем и томно так вздохнула.

– Ох, спасибо вам, люди добрые, не жадные. Годков сто почитай мяса не ела.

– Да на здоровье! – Иван Царевич отвечает. – Может, еще?

– Ни-ни! – замахала рукой старуха. – Хотя давай! – и сграбастала еще один приличный кусок. Но есть не стала, а завернула его любовно в тряпицу и ручками к коленкам придавила. Сидит, поглаживает сверток, улыбается. – А чего это вы, молодцы, в лесу ночью делаете? Тоже заплутали, никак?

– Да что ты! Привал у нас.

– Куды идете-то?

– К Кощею, – просто сказал Иван Царевич и назад откинулся, руку под голову подложив. – Воевать его будем.

– Да ну? – воскликнула старуха. – Чего не поделили с ним?

– Больно любопытна ты, бабушка! – ответил Яков. – В лесу ночами одна бродишь, ни зверья, ни людёв не боишься.

– Так зверья, почитай, уж сколько лет не видали, а людёв и подавно.

– Так деревня же рядом!

– Деревня? Ах, деревня! Ну да, ну да. Есть деревня.

– Так есть или нет? – грозно посмотрел на старуху подозрительный Яков.

– Была! – вытянула старуха морщинистую шею. – А сейчас откель мне знать. Может, ее Кощей – тыщу лет ему жизни! – ужо с землей сравнял, пока я по лесу бродила.

Иван Царевич вздрогнул, к бабке обернувшись: опять эта «тыща лет»! На кузнеца взгляд вопрошающий бросил. Тот кивнул едва заметно.

– А деревня-то как твоя называется?