– Так ли это? – отвечаю я ей. – Потому что мне кажется, что совсем наоборот.
Мои плечи сотрясаются от рыданий; в животе катается тошнотворный, тяжеленный свинцовый шар. Хочется то ли опорожнить желудок, то ли сбежать, то ли поехать к нему… Но ничего из этого я сделать не могу.
Долго стою под струями горячей воды. С каждой проходящей минутой чувство вины становится все нестерпимее.
Ее мерзкий привкус растворяется в моих венах как яд. Меня саму воротит от того, что я наговорила сегодня Тристану, и мучительно стыдно от собственной холодности и жестокости. Он ведь ничего дурного не делал – только любил нас.
– Такое чувство, будто я предала лучшего друга, – шепчу я.
Снова вспоминаю слезы на его глазах, когда говорила эти чудовищные вещи, и захожусь рыданиями.
– О боже, как меня достал этот бесконечный стресс! Почему, черт возьми, ничто не дается мне легко?! – всхлипываю я. – Почему все должно быть так адски тяжело?
Я хочу жить в этом доме с моими сыновьями… и Тристаном.
Вот и все! И не надо мне ничего дорогого, ничего другого.
Зачем ему понадобилось все менять? Ведь это не обязательно.
Сыновья со мной не разговаривают. Разошлись по своим спальням, в доме тихо и печально, как на кладбище, и я знаю, что Тристан сейчас в своей квартире, наедине со своим разбитым сердцем.
Сползаю по стене, сажусь на твердый, холодный кафель. Сжимаюсь в комочек, пытаясь защититься от боли.
Но противоядия от нее нет… Я потеряю его.
Может быть, уже потеряла.
Печаль тяжела. Печаль неподвижна.
Я лежу в темноте и смотрю, как утекают минуты: вот уже 23:53.
Мысли летят к моему прекрасному мужчине. Что он сейчас делает?
Не могу так! Не могу лежать здесь и ничего не делать.
Я должна попытаться все исправить. Я не смогу уснуть, не поговорив с ним. Протягиваю руку, беру с тумбочки телефон и набираю его номер. Мое сердце нервно бьется, пока я жду, когда он возьмет трубку.
Гудки прекращаются… он сбросил звонок.
В животе образуется пустота.
Он никогда не сбрасывал мои звонки… раньше не сбрасывал.
С минуту раздумываю, потом набираю сообщение:
Извини за сегодня.
Не знаю, что произошло.
Я вышла из себя.
Позвоню тебе завтра.
Спокойной ночи.
Люблю тебя.
Целую, обнимаю.
Смотрю на экран и вижу в углу двойную галочку. Улыбаюсь… он прочел!
Затаив дыхание, жду.
– Ответь же, – шепчу. И продолжаю ждать, боясь вздохнуть.
Тишина.
Смотрю на экран, смотрю… и жду.
Глаза снова наливаются слезами.
– Ответь, малыш.
Но он не отвечает, и я понимаю, что не ответит.
Сердце снова падает – хотя куда уж ниже! – и слезы текут ручьем.
Я все разрушила!
Сижу и смотрю на цифры на компьютерном экране, пытаясь каким-то чудом отыскать дополнительные 200 000 долларов.
Я продала наш летний дом, я продала все наши акции. Все, что накопили мы с Уэйдом за то время, пока были вместе, пошло прахом.
А теперь, чтобы не потерять мужчину, которого люблю, я должна отдать ему и детей Уэйда.
Это несправедливое требование. И Тристан не может этого не знать. Почему он не хочет встать на мою сторону, увидеть мою точку зрения?
Такое чувство, будто надо мной нависла огромная черная туча и я никогда не буду по-настоящему счастлива.
Должно быть, в прошлой жизни я слишком много грешила, потому что мне кажется, будто меня за что-то наказывают. В своей жизни я любила двух мужчин. Одного забрала у меня смерть.
А второго…
Подпираю подбородок рукой и смотрю в пространство невидящим взглядом, гадая, можно ли было лучше справиться со вчерашней ситуацией.
Можно – несомненно.
Но… я от своих слов не отступаюсь. Я не хочу, чтобы кто-то усыновлял моих детей. Я не дам власти над ними никому другому.
Даже если этот кто-то – любовь моей жизни. Дело не только в Тристане – и не в личных чувствах. Это вопрос здравого смысла.
Они – сыновья Уэйда. И навсегда останутся сыновьями Уэйда.
Вся моя интуиция твердит, что это шаг, на который мне ни в коем случае не следует соглашаться.
На телефон приходит сообщение. От Тристана.
Мы можем поговорить?
Меня затопляет облегчение. Отвечаю:
Конечно. Пожалуйста.
Он пишет:
Наш отель, в час дня.
Я улыбаюсь, ощутив надежду.
Тогда до встречи.
Люблю тебя.
Целую, обнимаю.
В час дня, боясь дышать, вхожу в лобби нашего отеля. Сколько раз я уже это делала! И неизменно испытывала радостное волнение.
Сегодня вместо волнения – страх.
Тристан стоит недалеко от лифта, и внутри у меня все трепещет, когда я вижу его дорогой костюм и прямую, горделивую осанку.
Я знаю, что, если он действительно чего-то хочет, отговаривать его нет смысла.
– Привет, – улыбаюсь я.
– Привет, – он слегка наклоняет голову, и в этот момент меня пронзает страх.
Он не отступится.
Мы входим в лифт и в молчании едем на «свой» этаж.
О боже мой, нет! Не хочу, чтобы это случилось.
Молча стою за его спиной, пока он открывает дверь, потом прохожу вперед и сажусь на кровать.