В общем, пожив немного с любимой сестрой, я снова вернулся в компанию развратника и пьяницы ван Бьера, и мы с ним начали наши походы по злачным местам. Разумеется, в большинстве из них ребенку было не место. И все равно, такое времяпрепровождение нравилось мне куда больше, чем выслушивание в «Садах Экларии» сладострастных стонов, вид голых потных тел и вонь ночных горшков, которые я теперь носил вместо подаренного мне кригарийцем палаша.
О том, что станет со мной, когда Баррелий покинет город, я старался не думать. Однако идея сбежать вслед за ним, даже если он будет против, свербела в голове все чаще, ибо будущее, уготованное мне в Тандерстаде, совершенно не прельщало…
Глава 2
По отношению к Тандерстаду ван Бьер испытывал смешанные чувства.
Он ненавидел базарную толчею, крики и конское ржание. Ненавидел вонь мусорных куч, конюшен и сточных канав. Ненавидел стук копыт и колес по булыжникам мостовой. Ненавидел мутные воды реки Зирт, пропахший рыбой речной порт и скользкую набережную. Ненавидел полощущиеся на ветру флаги и развешенное повсюду на веревках белье. Ненавидел расфуфыренных матрон и их обвешанных золотом, пузатых кавалеров. Столь же сильно он ненавидел покрытых струпьями, вшивых нищих, попрошаек, воришек, пьяниц и иной сброд. Он ненавидел наглых стражников, но еще больше – храмовников Капитула, что ходили по столице, вынюхивая богохульников и вероотступников. Он ненавидел лавочников и ремесленников, дерущих за свой товар и работу баснословные деньги. Он ненавидел столичные кабаки, шумные, неуютные и больше напоминающие проходные дворы. Баррелий ненавидел здешние башни, храмы, дворцы, мосты, крепостные стены и вообще улицы с площадями. Огромные каменные постройки поражали симметричностью архитектурных форм, но глаз старого вояки почему-то не замечал в этом красоты…
Проклятье! Наверное, гораздо проще перечислить то, что кригарийцу нравилось в столице Эфима.
А нравилось ему то, что другого такого города на свете не было. Даже Дорхейвен со всеми своими прелестями не дарил ван Бьеру тех впечатлений, какие он получал в Тандерстаде. При том, что Дорхейвен был более огромным и многонациональным, он все равно оставался провинцией. Точнее, не в меру разросшейся деревней, где понастроили для солидности каменных зданий и обнесли ее крепостной стеной.
Столица Эфима была не такой. Бывая здесь, Баррелий словно попадал в другой мир. И это чувство непривычности бодрило его и манило на поиски приключений. Отчего ненависть к этому городу перерождалась в желание покорить его. Но поскольку сделать это оружием монах не мог, он довольствовался походами по злачным местам и оставлял там о себе память. И добрую, и не очень. Но как бы то ни было, нынче его хорошо знали во многих кабаках и дешевых борделях столицы. А когда в список последних вошли легендарные «Сады Экларии», ван Бьер мог с гордостью считать, что перед ним пал главный бастион на этом участке здешней «обороны».
Но сегодня кригарийца ожидал настоящий триумф – он шел во дворец самого тетрарха, где доселе ни разу не был.
Кригарийцы давно не вели монашескую жизнь, ибо культ богини войны Кригарии зачах с гибелью их последнего монастыря. Сегодня оставшихся в живых пятерых кригарийцев называли монахами лишь по старой памяти. Но им нравилось такое положение дел. Тем более, что они по-прежнему вели бродячий образ жизни. А все заработанные ратным трудом деньги тратили на покупку хорошего оружия и незамысловатые солдатские увеселения.
По этой причине ван Бьер не озадачивался поиском наряда для визита к Вальтару Третьему. Тетрарх ведь знал, что зовет во дворец бродячего монаха, и вряд ли обидится на него за такой внешний вид. Все, что сделал Баррелий, это постирал и заштопал свою повседневную одежду, отмыл от грязи сапоги и отказался от выпивки накануне знаменательной встречи. Иными словами, проявил к тетрарху почтение, которое прежде оказывал немногим.
То, что за ним ведут слежку, он заметил еще на подходе к дворцу, но не придал этому значения. Потому что не сомневался: едва Вальтар соизволил принять у себя язычника, как «востроглазые» – ищейки из тайного сыска, – немедля взяли кригарийца под надзор.
А может, это были не они, а соглядатаи Капитула – и такое не исключалось. Но начатая вокруг ван Бьера шпионская суета была в порядке вещей. Поэтому он шел к цели спокойно, без суеты и не делал ничего, что могло вызвать подозрение.
Догадка насчет слежки подтвердилась, когда Баррелий миновал посты дворцовой стражи. Сначала его остановили на мосту, что вел на остров Мунрок; одноименный дворец тетрарха был возведен на плоской скале, торчащей посреди реки. Стражники с копьями преградили монаху путь, но когда он представился и рассказал о цели своего визита, позади них возник неприметный человечек в серой одежде. Который велел пропустить кригарийца, и те беспрекословно подчинились.