Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове

— Мы и сегодня совершенно серьезно говорим перед болгарским парламентом, что эта политика — единственно спасительная политика. Вот почему парламент, если он не хочет изменить интересам народа Болгарии, не должен требовать голосования за кредиты на военные цели, до тех пор, пока правительство не усвоит балканской политики, которая одновременно была бы и болгарской политикой… Мы не можем жертвовать ни одного сантима, ни одной капли крови за политику, которая ведет не к гарантии свободы и независимости Болгарии, а к гибели Болгарии. Вот в чем наша основная идея, вот в чем наше принципиальное положение… Я спрашиваю, — воскликнул Георгий, повернувшись к правительственной ложе и устремив на Радославова взгляд своих потемневших глаз, — я спрашиваю, что думает сделать правительство для гарантирования жизни тысяч семейств, главы которых призваны на трехнедельное военное обучение? Может быть, и вам не чуждо, может быть, и вам известно большое бедствие, охватившее всю страну благодаря призыву запасных солдат! Девяносто процентов из них — это рабочие, бедные крестьяне, земледельцы. Они оставили свои семейства без денег, у них нет никаких запасов, нет никаких накопленных средств, и, следовательно, они будут голодать, страдать от суровой зимы.

Радославов не выдержал обращенной прямо к нему обвинительной речи.

— Кто голодает? — выкрикнул он, то ли потеряв власть над собой, то ли стремясь сбить Георгия с мысли и вызвать спасительные для него реплики депутатов.

— Государство ничего не сделало для этих людей, — продолжал Димитров, не обращая внимания на реплику Радославова.

— Не занимайтесь демагогией! — раздался энергичный голос из правительственной ложи. — Государство все сделало.

Это на помощь Радославову пришел его друг — министр просвещения, в прошлом министр правосудия Пешев, пятидесятишестилетний, еще крепкий человек. Он был в таком же парадном фраке, как и большинство депутатов в этот день голосования за дополнительные военные кредиты. Георгий усмехнулся в душе:

«Старая лиса! Вырядился, как на праздник. Но ты своим криком не заставишь меня беситься, у меня есть еще что сказать».

Он повернулся к правительственной ложе.

— Господа министры! Мы не занимаемся демагогией, мы говорим истину, которую вы сами могли бы всегда установить.

Пешев не унимался:

— Наше государство не оставило людей голодать.

— Государство ничего не сделало для людей, — спокойно возразил Георгий.

— Оставьте! — все более теряя самообладание, крикнул Пешев.

Георгий прищурился и с явной насмешкой в голосе заметил:

— Господину министру просвещения, — он сделал ударение на этом слове, — следует сохранять спокойствие.

Пешев нагнулся к Георгию и, потрясая рукой прокричал:

— Вы не знаете последствий ваших слов…

«Вот этот полицейский язык больше тебе подходит», — подумал Георгий и бросил в лицо бывшему министру правосудия:

— Не смейте нас провоцировать!

Ему ответил дружный вопль из кресел правых депутатов.

Председатель, старик с обвисшими щеками, подняв руку, с трудом утихомирил правых депутатов. Потом повернулся к Георгию.

— Господин Димитров! Говорите о кредитах, иначе я лишу вас слова.

Тогда поднялся Дед и глуховатым от волнения, но твердым голосом сказал:

— Вы не имеете права, господин председатель. Мы протестуем против этого безобразия.

Из министерской ложи послышался возглас министра иностранных дел Генадиева, человека благообразного и сравнительно молодого:

— Господин Благоев! Вы призываете связать ваше отечество, вы на старости лет забываетесь.

— Вы там… молчите! — бросил ему Благоев и неторопливо опустился в свое кресло.

— Господа народные представители! — продолжал Георгий. — Если бы вы пожелали и имели терпение нас выслушать…

— Как еще терпим! — послышался возглас.

— …вы бы сами выгнали отсюда дюжину «патриотов», которые начали Балканскую войну. Они есть, — Георгий указал в один конец зала, — и здесь. Они есть, — он показал в другой конец зала, — и там…

Правые опять подняли крик. Сквозь шум прорвался чей-то отчаянный вопль:

— Выгоните его, накажите его!

Дождавшись, пока схлынут крики, Георгий продолжал:

— Десятки и сотни патентованных патриотов Болгарии и там, — Георгий наклонился с трибуны, указывая в зал, — и тут…

Председатель прикоснулся ладонями к поблескивающей лысине и трагически воздел обе руки кверху.

— Господин Димитров! Если вы не будете говорить по предмету и будете продолжать дразнить народных представителей, я лишу вас слова.

— Не имеете права, господин председатель, — живо сказал Георгий. — Я протестую: председатель не имеет права определять, кто говорит праздные, а кто умные речи.

— Я лишаю вас слова! — крикнул председатель.

Благоев вновь поднялся и, оправив бороду на груди, сказал:

— Как это лишаете слова? Это произвол!

Председатель воскликнул:

— Боже!.. — Он повернулся к Благоеву и, показывая на Димитрова, простонал: — Но он должен говорить по предмету, не шутить с Народным собранием…

Благоев с достоинством ответил:

— Вам не нравится горькая истина.

Председатель развел руками, словно не зная, что еще делать, и снова обратился к Георгию: