Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове

— Скорее, на чердак! — шепнула она мужу.

— Спрячь! — Георгий выхватил из кармана брюк пистолет, из пиджака пачку прокламаций и протянул Любе. — Лучше, если они схватят меня без этого.

Он быстро подставил стул и открыл узкий люк в потолке. Резким движением выжался на руках и исчез в темноте. Крышка люка бесшумно опустилась на прежнее место.

В дверях появилась мать и молча посмотрела на Любу, стоявшую посреди комнаты с пистолетом и листовками в руках. Мать подошла к ней, взяла пистолет и прокламации, точно это были вязальные спицы и моток шерсти, и сунула в карманы среди широких складок своей юбки. Затем повернулась и неторопливо пошла во двор. Там она долго возилась у калитки, убеждая господ полицейских немного потерпеть, потому что она стара, и ей нелегко вытащить из земли тяжелый лом, который всегда подпирает калитку, если в доме остаются одни женщины.

Когда наконец мать отперла калитку, тучный полицейский — тот, что был здесь недавно, — спросил:

— Что ты тут бормотала? Куда делся твой сын?

— Вы долго спите, господин полицейский, — не отводя глаз, сказала мать. — Мой сын рано уходит на работу.

Начался обыск. Старший полицейский вошел в дом, вслед за ним прошаркала своими туфлями по ступенькам и мать.

— А это что? — спросил полицейский, подняв голову и оглядывая лючок в потолке.

— Чердак, господин полицейский. Слазайте и туда, осмотрите все хорошенько, чтобы потом не говорили, что я что-то спрятала от вас. — Она приволокла за спинку старый стул из угла и поставила его под лючком. — Полезайте, господин полицейский, посмотрите сами.

Полицейский с опаской встал на шаткий стул и приоткрыл дверцу на чердак. Он сунул голову в темноту, но дальше лезть не стал.

— Ладно, — сказал он, опуская дверцу. — Там у тебя один только мусор.

Мать в изнеможении прислонилась спиной к стене, силы внезапно оставили ее.

Пока продолжался обыск, мать хлопотала у очага.

— Господин полицейский, — сказала она, — я приготовила вам кофе. Выпейте по чашечке горячего, на улице холодно.

Тучный полицейский, нагнув голову, взглянул на нее исподлобья и, ничего не сказав, ушел.

— Не сердись, сынок, что я предложила им кофе, — сказала Георгию мать, когда он спустился с чердака в комнату. — Я должна была это сделать, чтобы они поверили в мою глупость. Они, кажется, и впрямь поверили…

Георгий опять исчез надолго. Только в феврале нового года для Любы представилась возможность с ним встретиться. Но какая это была возможность.

От Георгия принесли письмо, в котором говорилось, что общинский совет собирает заседание, где будет голосоваться постановление об увольнении рабочих городского хозяйства и транспорта за участие в стачке. От одного голоса зависит, пройдет ли решение или будет провалено. Враги уверены, что он, Димитров, все еще общинский советник, побоится прийти. Георгий писал, что, выполняя решение партии, он должен открыто войти в зал заседаний и проголосовать. Судьба четырехсот человек зависит от этого. Все меры, чтобы избегнуть ареста, приняты. Он приглашал Любу завтра к началу заседания быть в совете. Там они и увидятся.

С утра Люба пошла к общинскому совету. Еще издали она заметила у дверей здания нескольких человек в серых мундирах. Полиция! Почему здесь полиция? Нервная дрожь охватила ее: власти предупреждены. Пройти мимо? Нет! Именно теперь она особенно нужна Георгию.

Проходя, к дверям, Люба вдруг узнала в одном из полицейских… Тодорчо. Он весело посмотрел на нее, кивнул.

Люба быстро вошла в коридор и остановилась напротив двери зала заседаний. Какие-то люди прохаживались по коридору взад и вперед, двое стояли поодаль. Она стала узнавать лица знакомых коммунистов-трамвайщиков. Горячая волна хлынула в душу. Гордость за партию, за этих людей охватили ее. Легким быстрым движением руки она расстегнула пальтишко, обнажая светлую полоску кружевной кофточки, заложила руки назад — пряменькая, строгая — и оперлась спиной о стену. Из зала в приоткрытую дверь донесся ворчливый голос. Люба узнала его. Говорил кмет — председатель общины, мэр города:

— Известно, что советник Димитров, несмотря на неоднократные приглашения, не явился на заседание…

В коридор стремительной походкой — не вошел, нет — ворвался Георгий. За ним быстро шли двое. Лицо его, еще более заросшее бородой за месяц скитаний по нелегальным квартирам, осветилось радостью: он увидел Любу. Она кинулась навстречу — молнией блеснула белая полоска кофточки в солнечном луче, падавшем из приоткрытой двери. На мгновение Люба прильнула к Георгию и тотчас отпрянула, освобождая ему дорогу.

Из зала донесся голос кмета:

— Приступаю к голосованию…

Георгий распахнул дверь и вошел в зал. Там сразу стало тихо. Люба видела, как Георгий остановился у порога, заслоняя свет своей широкой фигурой, и по напряженным плечам его поняла, что он в упор смотрит на кмета.

— Я здесь, господа! — сказал Георгий. — Напрасно вы обвиняете меня. Я буду сегодня голосовать.