Тризна

Но моего нового знакомца в казахскую школу отдал пиджачный отец. Этим он заранее обрекал его на сугубо казахскую карьеру. Был такой тип номенклатурного начальника-казаха, бая, его выдвигали за то, что он нацкадр. В каких инкубаторах их высиживали, понятия не имею, но отец таких презирал. Однако мой основоположник пошел не по партийной, а по филологической линии, поступил на казахское отделение филфака. В принципе, это было тоже довольно уютное гетто: конкуренции нет, изучай литературу на казахском языке… Ею мало кто интересуется, вот и хорошо. Но мой земляк начал писать прозу на казахском. В принципе и это дело денежное, если не гнаться за читателями. В книжных магазинах книги на казахском выцветали годами. Образованные казахи читали по-русски, а необразованные вообще не читали, но советская власть блюла видимость: у нас все культуры равны. Я как-то видел уцененное собр соч Шекспира на казахском за двадцать копеек.

Основоположник и сам читал в основном по-русски – про всяких кочевников. Про монголов, про кипчаков, про половцев, печенегов… И удивлялся, до чего те были грозные, а его соплеменники в сравнении с ними прямо-таки пришибленные. Как будто какая-то другая порода. А ведь исторически казах означало что-то типа удалец, вольный человек… И наконец до него дошло, что казахи – те же самые кипчаки и половцы, только ПОБЕЖДЕННЫЕ. Их сначала победили, а потом согнули. Хотя и далеко не сразу, разные ханы не раз восставали, раскручивали пресерьезнейшие войны. Причем, разумеется, и своих не щадили, за примиренческие настроения выжигали целые аулы, могли годами устраивать партизанские набеги. Их иногда и в школе проходили – как восстания против царизма. Хотя на самом деле это были восстания против российской колонизации, а она подавалась как что-то безоговорочно прогрессивное, сплошная дружба народов.

Мой новый кореш и решил воспеть эти восстания как своего рода Отечественные войны, как борьбу за национальное достоинство и так далее. И навалял толстенный эпосище. Представил в издательство – отказали: романтизация ханства, урон дружбе народов – все как положено. Пока еще келейно, промеж своих. Но он не угомонился, перевел свой манускрипт на русский и двинул в Москву. Там он нашел каких-то союзников по борьбе с имперским духом, что-то убрал, что-то дописал – в итоге роман вышел.