Прислуга в отеле была вышколенная и услужала ин инглиш лучше моего. Золотая молодежь вся была с европейскими дипломами – при этом кое-кто пел под домбру так, что мороз подирал. В моем детстве-отрочестве казахская музыка годилась только на передразнивание – один палка, два струна, а тут я наконец понял, что это целый нетронутый пласт неотшлифованного человеческого гения. И чинопочитания, которым грешили мои соплеменники, я тоже не заметил. Министр, который вручал мне грамоту, был интеллигентный, ироничный, сказал, что ему очень приятно награждать ученого, а не чиновника. Кстати, у него же на приеме присутствовал министр счастья и толерантности Объединенных Арабских Эмиратов. И еще какой-то чин из Турции. Хвалил казахов за то, что они твердо шагают в сторону тюркского мира. Сам по манерам корректнейший европеец.
А гуманитарная деканша, у которой мы пировали в вечернем саду, была, наоборот, несколько хабалистая. Ну так и что? Главное, что не второсортная. Пробуждение национального достоинства вовсе не переход в ангельский чин, а всего только переход от угасания к жизни.
Зато в кафешках чистота, вежливость, по-русски говорят прекрасно, по-казахски, вероятно, тоже, но этого я оценить не мог. Зато у той же деканши в первый раз попробовал конины, по поводу которой некоторые эстеты моего детства любили изображать рвотный рефлекс. Оказалось, очень вкусно. И студенты со студентками были просто прелестны – казахи оказались красивым народом, когда освободились от чужих стандартов. Лица умные, живые, смелые… хотя вопросы задавать мне побаивались. Меня так торжественно представляли доктором технических наук, как будто это Бог знает что. Но там неофициально очень ценятся российские дипломы, достоинство в спесь вроде бы не перешло.
Хотя где-то оно наверняка живет, властолюбцы везде ждут своего часа.
А на последнее выступление в университете – нам такие фасады, арки, такие залы и не приснятся!.. Все-таки нельзя не восхититься питерской архитектурной мафией: за целые десятилетия сумели не пропустить НИЧЕГО талантливого! Мы-то воображали, что наш главный враг власть, а оказалось-то серость…