Трое

Когда все было кончено, то есть когда в местечке не осталось ни одного неискалеченного и неограбленного еврея — славный атаман и его ближайшие помощники бросились к ведрам самогона.

— Слава атаману! Слава Украине! Хорошо поработали.

— Уж и лыхо пришлось проклятым жидюгам от нашего Лыха.

— Слава атаману! Слава Лыхо!

И с хохотом вспоминали «сынки» свои подвиги.

Нахохотавшись и напившись вдоволь, Лыхо вспомнил про Кольку.

— Ну, сынок, что-ж ты як та чорна хмара? Эх, ты, вояка. А еще хвалился, что воевать пойдешь.

— Не война это! Какая это война? Где враги? Какие это враги? Не нужно мне такой войны. Не хочу!!!

Атаман выкатил глаза и чуть не задохся от хохота.

— Ох уморил, сынок! Ну, и уморил. Какая ж тебе еще война? Жиды — он крепко стукнул кулачищем по столу — жиды — они враги наши. Они Христа продали, а теперь Украину нашу ридну большевикам проклятым продают… продают сукины сыны… про… и атаман заплакал пьяными слезами… продают неньку нашу…

Первый раз увидал Колька, как плачет страшный атаман.

__________

Вскарабкавшись на печь, Колька наглухо закрылся тулупом. Что-то тяжелое, непонятное навалилось на него и душило. Мысли путались в усталой голове. Перед глазами стояли картины дикого разгула, проплывали пятна крови, страшный стон, казалось, еще висел над местечком.

Но смывали и заглушали все слезы атамана Лыхо!

__________

Трое красноармейцев разведчиков вот уже седьмой день едут по пятам бандитов. Эскадрон идет позади. Останавливается в разгромленных местечках, помогает несчастному населению. Задерживается эскадрон.

А банда все идет и идет вперед, оставляя за собой кровавые следы.

Разведчики не упускают банды из виду.

— Было б не трое нас, а пятнадцать, захватили бы эту погань.

— Голыми руками! — хвалится самый молодой и горячий.

— Ну, голыми не голыми, а пятнадцать наших на их полсотни в самый раз было бы.

— Ну, а пока не пори горячку, братишка, а то как бы нас голыми руками не захватили. Неравно с пьяных глаз назад повернут.

__________

Суд разделали в полном виде. Посреди, на награбленных цветных перинах, крытых коврами, восседал сам судья — батька Лыхо. По бокам, с обнаженными шашками, стояли двое. Груди у них были голые. У одного через плечо повязан женский шарф с разводами, у другого накинута женская шелковая кофта, а на голове цилиндр. Остальные, разодеты кто во что, стояли полукругом.

Колька сидел у ног атамана и с нетерпением ждал, что будет дальше.

— Ввести! — махнул рукой Лыхо.

Трое совершенно голых, изрядно избитых хлопца встали перед ним.

Трое красноармейцев разведчиков попали в руки бандитов.

Вдруг средний поднял голову и…

Колька рванулся с места:

— Серега, Серега, братишка родной.

Сергей остолбенел.

— Братишка, Колька! да как ты попал к этим бандитам?

— Пришел, Сергей? Пришел? Я давно тебя ждал. Скучал. Думал встречу где, так сюда переманю. Теперь вместе будем, Серега! Теперь не уйдешь больше.

Кто-то в толпе захохотал:

— Небось! теперь не уйдет!

Лыхо нахмурился. Дело принимало неприятный оборот. С одной стороны брат Кольки, а с другой он же и красноармеец…

— Серега? Где ж твоя одежда? Пойдем со мной, достану. Одежи у нас много.

И Колька тянул за собой брата.

Лыхо решился.

— Брось, Колька, не твое тут дело! Уходи, говорю, будет тебе брат твой. Не упустим, не уйдет. И одежу дадим… мочальную.

Захохотали бандиты. Ну и батька! Как вжарит!..

— Уйди, браток — тихо, но твердо сказал Сергей и наклонившись, поцеловал Кольку.

— Смотри же, батька — кричал упиравшийся Колька — Серегу, брата моего, не обидь, смотри же!

__________

Затихает хохот. Маленький, весь заросший косматыми рыжими волосами, подходит к беспомощным пленным писарь бандитского штаба, черным углем рисует на груди и на лбу каждого звезду.

Рвутся красноармейцы, знают, что ждет их мука страшная, но навалились на них восьмеро дюжих бандитов, крепко держат.

Не уйти!

Встает атаман Лыхо, вынимает острый свой нож, пробует на пальце. Подходит к первому бойцу и… медленно погружает нож в тело.

Две кровавые звезды на груди и на лбу. Десять лучей роняют алые капли.

Молчит боец — стиснул зубы.

И вот уже ко второму, среднему подходит атаман Лыхо, нож к груди его приставляет и…

Хорошо стреляет обрез. Ясные у Кольки глаза, твердая рука!

Охнуть не успел атаман Лыхо — второй и любимый Колькин батька.

ШПИОН

От штаба полка до бригады было не более трех верст. Версты две дорога шла полем и солнце немилосердно жгло спину двух верховых красноармейцев. Затем начинался лес.

В лесу было прохладно, пахло смолой и грибами.

Вспотевшие лошади пошли тише.

— Ну, и жарища сегодня, — сказал военком полка, снимая буденовку и вытирая пот со лба — надо было пораньше выехать, а то в самую жару понесли черти.

— Без дела и черт не понес бы — ответил второй.

— Ну, теперь и закурить можно. Закурим, а? Табак есть?

— Как не быть. Табак важный. Сегодня, как приехали в деревню, сейчас пошел на разведку и у одного хозяина на соль выменял.

Оба всадника не спеша стали закуривать толстые папиросы. Ехавший немного впереди на белой маленькой лошадке мальчишка, лет двенадцати, обернулся и серьезно сказал: