Трое в снегу

Конечно, кроме гор и снега, сюда относятся, хотя и с меньшей необходимостью, также другие предметы. Например, один или несколько глетчеров. Замерзшее и по возможности уединенное горное озеро. Несколько укромных лесных часовен. Высокогорные, труднодоступные пастушьи хижины, где пахнет хлевом, есть шезлонги, лицензия на продажу спиртных напитков и стоящий кругозор. Тихие заснеженные ельники, где путнику предоставляется возможность вздрагивать при звуке падающих сучьев. Заледеневший, похожий на гигантскую хрустальную люстру водопад. Уютный, хорошо натопленный домик почты внизу, в поселке. И, по возможности, канатная дорога, которая доставит любителя природы за облака на сияющую вершину.

Там, наверху, завороженный панорамой и полный счастья, человек теряет остатки разума, привязывает к ботинкам лыжи и мчится по насту и рыхлому снегу, по ледяным сугробам и через занесенные пастбищные изгороди, прыгая, выписывая дуги и крутые виражи, падая и пулей устремляясь вниз, в долину.

Финишировав, одни идут в отель на файф-о-клок. Других несут к врачу, который загипсовывает сломанные конечности. Багаж пациента переезжает из отеля в частную клинику на солнечном склоне.

Во-первых, благодаря этому у врачей есть заработок. А во-вторых, освобождаются номера в отеле для вновь прибывших. Natura non facit saltus.[1]

Те, кто вернулся целым и невредимым, заказывают кофе с пирожными, читают газеты, пишут письма, играют в бридж и танцуют. И все это они совершают, не переодевшись. На них еще синие норвежские лыжные костюмы, свитеры, шарфы и тяжелые, с подковками башмаки. Если кто хорошо одет, значит, это — кельнер. А вот когда зайдете в отель вечером, во время ужина или позднее, то сначала вообще никого не узнаете. Все словно не похожи на себя, хотя зовут их так же, как днем.

Господа щеголяют во фраках и смокингах. Дамы ступают или парят в вечерних платьях из Берлина, Лондона и Парижа, демонстрируя официально допустимую часть своих прелестей и обворожительно улыбаясь. Так, вдруг белокурый юнец, который днем на горе Мартинскогель у вас на глазах натирал мазью лыжи, оказывается при электрическом свете хорошенькой и восхитительно одетой барышней.

Это волшебное чередование дневной и вечерней жизни, спорта и bal par,[2] резкого морозного воздуха и нежного аромата духов — редчайшее наслаждение, какое предоставляют зимой своим гостям только горные отели. Природа, которой они были долго лишены, и цивилизация, которой лишились ненадолго, приведены в гармонию друг с другом.

Одним это не нравится. Тут дело вкуса. Другим это не под силу. Здесь уже дело в деньгах.

В гранд-отеле «Брукбойрен» ожидали таинственного мультимиллионера, о котором сообщили по телефону. Он прибудет через несколько часов. Директор Кюне отказался от лыжного похода на перевал Штифель. Чрезвычайные обстоятельства требуют необычайных жертв. Сыну и дочери богемского угольного магната Марека, а также английскому колониальному офицеру Салливану — тот каждый свой отпуск проводит в Брукбойрене — пришлось идти на перевал-втроем. Без него! Без Карла Отважного, как его прозвали постоянные гости! На душе у него было скверно.

После ленча он метался по отелю из угла в угол под неодобрительные взгляды швейцара Польтера. Казалось, он хочет за один день отработать фирме все усердие, что задолжал ей.

Уже рано утром директор проинформировал весь персонал (на веранде, где служащие питаются перед тем, как придут на завтрак первые постояльцы).

— Внимание! — сказал он. — Сегодня вечером прибывает весьма сложный клиент. Бедняк, выигравший приз по конкурсу. За это ему предоставляется здесь стол и жилье. Но, с другой стороны, он вовсе не бедняк. А миллионер высокой пробы. Кроме того — большой ребенок. Нет, не кроме того. Он и есть ребенок. Поэтому он хочет изучать людей. Убиться можно! Но с нами такие детские шалости не пройдут! Ясно?

— Нет, — категорически заявил виночерпий. Остальные засмеялись.

Карл Отважный попробовал выразиться яснее.

— Нашего бедного миллионера поместят в седьмой номер. Прошу это запомнить! Обслуживать его по-королевски, больше всего он любит говядину с лапшой. Тем не менее он не должен заметить, что мы знаем, кто он. Да мы и не знаем. Понятно?

— Нет, — ответил бармен Джонни.

Директор побагровел.

— Чтобы наконец мы лучше поняли друг друга, предлагаю следующее: кто будет дурить, вылетит вон! — С этим Кюне удалился.

Во второй половине дня прибыли сиамские кошки. Из мюнхенского зоомагазина. Экспрессом и с подробной инструкцией. Три котенка! Они радостно носились вприпрыжку по седьмому номеру, возились друг с другом, татуировали горничную и уже через час разделались с двумя занавесками и гобеленовой обивкой кресла.

Швейцар дядюшка Польтер собирал почтовые марки. Обширная корреспонденция постояльцев облегчала ему эту работу. В ящике стола у него уже были сложены марки с острова Явы, из Гвинеи, Кейптауна, Гренландии, Барбадоса и Маньчжурии.