Трофей

– Как выходить то? – вновь вспыхнул Ануфрий. – Кругом вороги.

– Пока они не спохватились – надо выбираться!

– А ты пошто раскомандовался? – Стрелец задиристо задрал голову, и воинственно двинулся на Хлебалова.

– Кирилл с самим князем Хворостовским с одного стола ел! – заявил Алешка.

Хлебалов по-доброму усмехнулся такой неисправимой наивности молодого воина.

– Нам воевода-опричник не указ! Мы сам с усами!

Молодой стрелец подбоченился, с вызовом глядя на Хлебалова.

– Ты, Ануфрий, охолонись. – Харитон степенно разгладил седеющие усы. – Хворостовский добрый воевода. Мы теперича али соборно к нашим выйдем, али поразинь сгинем! Воеводь, служивый.

– Заедино сподручнее спасаться. – согласился Прокоп.

– А что мы вшестеро смогём? – не унимался Ануфрий.

– Да всё что хошь! – запальчиво ответил Игнат.

– Захватим башню, и пулять начнём по ворогам! – восторженно заявил Алешка.

Хлебалов с интересом взглянул на своих боевых товарищей. Обычные русские мужики – ремесленники и крестьяне, откуда такая уверенность и залихватская отчаянность? Получается не зря Лыков гонял их на поле, давал почувствовать собственные силы, вдохновлял на ратные подвиги. Выходит не только дети боярские, да дворяне служивые способны добывать славу государству Московскому? Значит и мужики тяглые радеют за русскую землю?

А вот понять Ануфрия оказалось нелегко. Хоть и стрелец государев, к ратной службе призванный, но к подвигам воинским того явно не влекло. В его в общем-то верных словах чувствовалось желание отсидеться, не высовываться, надежда, что само собой все пройдет и разрешится.

И вот опять, с ощущением собственного превосходства, тот огрызнулся:

– Какой шустрый, ты пушкарь штоль? Али он пушкарь? Как пулять будем?

– Пулять может и не сподобимся. А башню захватить – то дело! – согласился Кирилл, понимая, что в этом может оказаться их единственный шанс показать своим, что в крепость прорвались русские. А это может сподвигнуть воевод двинуть полки на приступ.

– На кой оно нам? – не унимался Ануфрий. Кирилл пояснил:

– Ежели наши увидят, что башня захвачена – пойдут на приступ. И Колывань добудем!

– Так ворогов поболе нашего…

– Так они и не прознали, что мы тута!

– Хватит лясы точить! – отрезал раненый ратник. – Башня туточки, над головами нашими! Хватит впотьмах прозябать – айда на свет Божий. Воеводь, Кирилл, сын Матвеев.

Воины оправились и, бренча оружием, один за другим двинулись вверх по лестнице.

16

С каменной лестницы малый отряд московитов свернул влево и проник в нутро башни. По крайней мере так представлялось. Направо лестница вела на стену, откуда звучали выстрелы шведских аркебуз; налево должен находиться вход в башню. Но, сойдя с площадки, Хлебалов никак не мог понять, где они оказались. Холодная шершавая кладка каменных стен говорила об утробе башни. Но узкие прямые лестницы из струганого бруса смущали. Так не строили. Ни площадок для сдерживания наступающих, ни узкой винтовой лестницы с подъемом по правой стороне, чтобы затруднить неприятелю возможность использовать щит. Кроме того, этот странный запах свеже тесаного дерева, словно здесь ведутся строительные работы. Запах настолько устойчивый и сильный, что даже пороховой дым, сползающий сверху, оказался не в силах его перебить.

Когда глаза привыкли к мраку, разгляделись внутренние конструкции. Узкая лестница имела четыре пролета. Казалось странным, что ни один факел не освещал это тонущее во мраке пространство. Как ратники взбирались по ней впотьмах оставалось загадкой. Узких щелей в кладке хватало лишь разогнать полный мрак. И только на площадку третьего пролета сочился серый тусклый свет. Там специально зауженный тамбур, выводил на галерею крепостной стены. Сужение позволяло обезопасить находящихся у бойниц аркебузиров и лучников от внезапного нападения врага. Даже один воин мог долго сдерживать в створе тамбура отряд нападающих, лишенных маневренности и возможности действовать сообща. Но это же хитроумное устройство не позволяло свету проникать на лестницу. И лишь узкий кусок площадки слегка подсвечивался серыми красками дня.

На верхнем ярусе располагались пушки. Их громовой рык гулко отдавался во внутреннем колодце башни и мелкой вибрацией разносился по всему сооружению. Били три пушки. Поочередно. С точным двухминутным интервалом.

Отряд начал подъем. Под весом их тел, перекладины скрипели печальным голоском, словно каждая пыталась отговорить русских воинов от опрометчивого поступка. Скрип наполнял изолированное помещение башни, усиливаясь от каменных стен. Но услышать этот шум казалось невозможным – за стенами продолжался бой: палили пушки, кричали люди, рушились укрепления. Аркебузиры самозабвенно продолжали обстреливать русское укрепление у подножия крепости, и даже не повели ухом на шум с лестницы. В пылу сражения их ничто не отвлекало от собственного ратного труда.

Русские продолжали взбираться вверх. Все здесь было враждебное и чужое. Снизу шведская речь, сверху эстляндские команды. И даже запахи, перебивающие дым костров и пороха.