Двоюродный брат Сарпедона Главк тоже весьма заметен в «Илиаде», в особенности — эпизодом беседы с Аяксом, которая в летописном ключе излагает генеалогию ликийских царей. При этом оказывается, что Главк мог бы стать царем, если бы наследование престола шло по мужской линии: Сизиф — Главк (старший) — Беллерофонт — Гипполох — Главк (младший). И только статус сына Зевса, определенный Сарпедону, возносит его над Главком, несмотря на наследование по материнской линии — от дочери Беллерофонта Лаодамии. Скорее всего, это было выражением воли Беллерофонта, который по каким-то причинам предпочел Сарпедона Главку. Вполне возможно, просто по старшинству.
Соблазн изобличить «Илиаду» в подтасовке возникает в связи со смешением Сарпедона ликийского и его деда — Сарпедона критского, который затем обосновался в Милете. Его сын стал мужем Лаодамии. Если проигнорировать обычную для генеалогий микенских времен повторяемость имен через поколение, тогда можно «опровергнуть» множество эпизодов «Илиады» и других эпических источников.
Захват Милета хеттами, видимо, не позволил Сарпедону-старшему стать заметной фигурой в эпических преданиях, но его внук оставил после себя множество топонимов — могила Сарпедона в Ликии, Сарпедоновы скалы в Киликии и во Фракии, оракул и культ Артемиды Сарпедонской в Киликии, святилище во Фракии, остров Сарпедония близ Кипра. Присутствие Сарпедона в Троянской войне, таким образом, оправдано — локальный гегемон не мог остаться в стороне от масштабных событий, в особенности учитывая связи с хеттами и длительное противостояние с Родосом, союзным ахейцам.
Боги микенцев и троянцев
Одним из аргументов против того, чтобы всерьез воспринимать «Илиаду» и «Одиссею», является утверждение, что в поэмах Гомера действуют боги, которых не знали микенские греки. При этом ссылаются на очень узкий круг находок, сделанных в основном на Крите.
Действительно, в древнем искусстве Крита женские изображения кажутся доминирующими, а мужские — второстепенными. Тем не менее, на аналогичных печатях, найденных в микенских гробницах, есть и чисто мужские сюжеты, связанные с войной. Скорее всего, уже в период расцвета Микен, под влиянием материковых новаций, происходил переход к доминированию мужских божеств, а Крит все более становился периферией цивилизации, где долгое время олимпийский культ был — уважаемым наравне с более древним культом Матери-Богини.
Крит, по мысли критиков Гомера, должен олицетворять всю микенскую религию, и отличается от классической эпохи Древней Греции культом Богини-Матери. Что находится в разительном противоречии с олимпийской иерархией богов, которая отражена в «Илиаде» и «Одиссее».
Между тем, в гомеровских поэмах роль Зевса почти всегда — это роль спящего Бога. Им манипулируют как раз женские божества — Гера и Афина. Богиням принадлежат не только инициативы, которые поддерживает Зевс, но и различные козни, которые они плетут втайне от верховного бога.
Еще раз следует вспомнить, что Троянская война происходила на переломе эпох, когда и религиозные культы наверняка претерпевали изменения. Культы периода расцвета Микен и крито-микенской цивилизации очевидным образом оказываются в состоянии упадка, потому что и сама цивилизация клонится к закату. Неслучайно Геркал испытывает ненависть Геры, хотя и носит ее имя. Совершая свои подвиги, он творит новую мифологию. Она складывается из пересказов подвигов реального исторического лица в форме мифа — священного предания, которое выходит на первый план в сравнении с довольно смутной и разноречивой теогонией микенских богов, о которых мы почти ничего не знаем. Именно поэтому уже Гомер предпочитал имена олимпийцев древним минойским богам.
Можно предположить, что именно предания о подвигах Геракла были поворотной точкой, в которой произошел переход от культа поклонения древним богам к культу антропоморфных местных богов, выстроенных в пока еще зыбкую иерархию. Посейдон у Гомера вовсе не является исполнителем воли Зевса и даже грозит ему противостоянием, от которого Зевс предпочитает уклониться. Месть Посейдона настигает фаеков — исполнителей воли Зевса, который согласился на возвращение Одиссея домой. То же можно сказать и о Гере, которая рискует даже обмануть Зевса, и тот напоминает о страшной истории, когда она за подобный обман была подвешена с гирями на ногах, и никто из богов не смел перечить Зевсу. В то же время, Гера напоминает, что некоторые решения Зевса боги могут не одобрить, и этот аргумент звучит достаточно веско.