Трон из костей дракона. Том 1

Глаза Саймона широко раскрылись, и сердце бешено заколотилось в груди. Этот мужчина, как и тот, что полировал свой меч, сидя на одной из кроватей, были в зеленой форме эркингардов Элиаса.

– Этот юный негодяй и вор… – Только и успел сказать Фривару, когда Саймон повернулся и ударил хозяина постоялого двора головой в живот.

Бородач задохнулся и упал. Саймон перепрыгнул через его ноги и помчался к лесу, чтобы найти там убежище; оба солдата в немом удивлении смотрели ему вслед. А перед залитым светом свечей порогом владелец постоялого двора проклинал всех на свете, колотил ногами воздух и катался по земле.

Глава 16 Белая стрела

♕

– Это нечестно! – уже, наверное, в сотый раз повторял сквозь слезы Саймон, ударяя кулаком по влажной земле. К покрасневшим костяшкам пальцев прилипли листья, но ему никак не удавалось согреться. – Нечестно! – пробормотал он, снова сворачиваясь калачиком.

Солнце взошло час назад, но его слабые лучи приносили недостаточно тепла, и Саймон дрожал и плакал.

И это было нечестно – ну совершенно. Почему он должен лежать на земле, мокрый, несчастный и бездомный, в лесу Альдхорт, в то время как остальные спят в теплых постелях или встают, чтобы позавтракать молоком и хлебом и надеть сухую одежду? Почему за ним охотятся и преследуют точно грязное животное? Он пытался поступать правильно, хотел помочь другу и принцу, а в результате стал голодающим изгнанником.

Но для Моргенеса все закончилось гораздо хуже, разве нет? – с презрением отметила часть его сознания. – Бедный доктор с радостью поменялся бы с тобой местами.

Но даже и это к делу не относилось. Доктор Моргенес, по крайней мере, знал, что происходит, понимал, что за всем стоит. «А ты, – с отвращением подумал Саймон, – был невинным и глупым, как мышь, которая выходит из норки, чтобы поиграть в пятнашки с котом».

Почему Бог так ненавидит меня? – всхлипывая, спрашивал у воздуха Саймон.

Как мог Усирис Эйдон, который, по словам священников, наблюдает за всеми, оставить его страдать и умирать в глуши? Он снова разрыдался.

Через некоторое время Саймон принялся тереть глаза, пытаясь понять, сколько времени пролежал, глядя в пустоту, потом встал, отошел немного от приютившего его дерева, чтобы вернуть жизнь в затекшие руки и ноги. Затем он вернулся, чтобы облегчиться, и мрачно зашагал к небольшому ручью, утолить жажду. Безжалостная боль в коленях, спине и шее мучила его при каждом шаге.

«Пусть все отправляются в ад. И будь проклят этот мерзкий лес. И Господь с ними заодно».

Он с испугом поднял голову от ладони, полной воды, но его беззвучные богохульства остались безнаказанными.

Саймон прошел немного вниз по течению, пока не оказался возле небольшого водоема, где быстрое течение успокаивалось и вода была гладкой. Сидя на корточках и глядя на свое залитое слезами отражение, он почувствовал, как что-то давит ему под ребра, мешая наклониться.

«Манускрипт доктора!» – вспомнил он, приподнялся и вытащил теплые мягкие листки из-под штанов и рубашки.

Ремень оставил сгиб вдоль всей длины манускрипта. Саймон так долго носил на себе рукопись, что она приобрела форму его живота, точно часть доспехов. Верхняя страница покрылась грязью, но Саймон узнал мелкий замысловатый почерк доктора и подумал, что носил на себе тонкий щит из слов Моргенеса. Саймон ощутил болезненный укол, похожий на голодный спазм, осторожно отложил рукопись в сторону и посмотрел в водоем.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы увидеть собственное лицо среди полосок и пятен теней, лежавших на спокойной глади воды. Свет падал из-за спины Саймона, и его отражение выглядело как силуэт, темная фигура лишь с небольшим намеком на висок, щеку и челюсть. Повернув голову, чтобы поймать лучи солнца, он краем глаза разглядел в воде затравленное животное, ухо напряжено, словно он прислушивается к звукам погони, волосы перепутались и свалялись, шея повернута так, что сразу чувствуется страх, а не принадлежность к цивилизации. Саймон быстро подобрал манускрипт и пошел вдоль берега ручья.

«Я остался совсем один. Никто и никогда больше не будет обо мне заботиться. Впрочем, обо мне и раньше никто не заботился».

Ему казалось, что сердце готово разорваться у него в груди.

Через несколько минут поисков он нашел пятачок, залитый солнечным светом, и сел, чтобы высушить слезы и подумать. Ему казалось очевидным, когда он слушал эхо птичьих разговоров – в остальном в лесу царила тишина, – что он должен добыть теплую одежду, если намерен проводить ночи под открытым небом, а до тех пор, пока он не уйдет как можно дальше от Хейхолта, другого выбора у него нет. И еще пришла пора решить, куда идти дальше.

Саймон начал рассеянно перебирать листы рукописи Моргенеса, на каждом из которых было полно слов, спрашивая себя, как кто-то мог придумать одновременно столько слов, не говоря уже о том, чтобы их записать? От одной только мысли об этом у него начинала болеть голова.